Франтишек Ставинога - Солнечный день

— В самообороне! Только в самообороне! Все видели! — сказал он. Мужики молчали.

— А ты, ты давай с нами! — крикнул Ворон пану Шайеру. — Тебе это так легко не пройдет. На тебя пули жалко!

Пан Шайер стоял бледный, как собственная посмертная маска, и тяжело дышал. Он послушно вылез из-за прилавка, Ворон поволок его к дверям. Все высыпали на улицу.

Пана Шайера вели Ворон и незнакомый дядька с прыщавым лицом. В нашей деревне я его никогда раньше не видел.

На улице к нам присоединился Тарзан, калитка захлопнулась у него перед носом. Пес бежал непривычно тихо, бочком, на свой собачий манер, повизгивал, замыкая наше унылое, страшное шествие. Пан Шайер шел навстречу своей судьбе.

Шагах в ста от лавки Шайера стоял сдвоенный деревянный столб для электропроводки. Задуманной электрификации помешала война, и столб стоял просто так. Поперечное бревно-распорка превратило столб в подобие буквы «А».

Валишка-старший остановил толпу, по-командирски выбросив руку вверх. Он схватил пана Шайера и столкнул его в канаву. Пан Шайер поднялся было и стал нелепо отряхивать колени.

— А оно не прогнившее? — поинтересовался прыщавый и взглядом показал на поперечное бревно.

— Этого дохляка выдержит, — ответил Ворон. Они явно обо всем договорились заранее.

Кто-то накинул на бревно пеньковую веревку. Прыщавый куда-то исчез, но через минуту возвратился со стремянкой. Он расставил ее над канавой и завязал веревку петлей.

Петля висела, слегка раскачиваясь. Было страшно.

— Полезай, — приказал Ворон пану Шайеру.

Пан Шайер стоял, ничего не понимая. Широко открытые глаза его горели на белом как мел лице. Потом он стал послушно карабкаться по лесенке.

Мужики смотрели. Готовилось самое настоящее убийство, и не было никого, кто вступился бы за пана Шайера. Все, кто был на ногах, находились на верхнем конце деревни. Встречали красноармейцев. А здесь собрались одни дружки Ворона. Кроме меня! Но я в тот момент был настолько потрясен жутким зрелищем, что просто онемел. Да и чем я мог помочь пану Шайеру? Кто я? Подросток, которого никто не станет слушать.

Мне хотелось отчаянно, по-звериному рычать, визжать от страха и отвращения, кусать и царапать эти тупые, бандитские рожи.

И вдруг я безотчетно кинулся на Ворона. Он удивленно оттолкнул меня рукой. Я вцепился в эту руку. В бешеном неистовстве я ухватил два пальца Вороновой лапы своими крепкими зубами и стиснул с нечеловеческой, невесть откуда взявшейся силой.

Ворон заорал от боли и саданул меня по уху прикладом автомата. Подскочил прыщавый и несколько раз пнул меня ногой. Остальные только глаза таращили, мое поведение всем казалось ненормальным.

— Парень-то рехнулся, — сказал Ворон и подул на искусанную руку. Прыщавый опять ударил меня ногой. Я видел все словно в тумане, от удара прикладом голова моя гудела, а из глаз сыпались искры.

— Ну как? — продолжал Ворон. — Докончим дело, что ли? — И подтолкнул пана Шайера вверх по лестнице. Мужики молчали.

Единственный, кто ответил, был мой Тарзан. Он уселся в дорожную пыль и завыл.

Тарзан выл словно обезумевший. Так выл бы и я, если бы это могло спасти пана Шайера.

С верхнего конца деревни спускалась небольшая группа красноармейцев. Они стояли лагерем неподалеку от деревни. Их стройные кони паслись в обычно тщательно охраняемом от потравы клевере.

Солдаты говорили на мягком русском языке, шутили с девушками.

Пожилой худощавый солдат раздвинул толпу. Наверное, полюбопытствовал, почему так страшно воет собака. На носу у солдата сидели круглые очки в стальной оправе. Его можно было принять за учителя, которому пора бы выходить на пенсию. То, что пожилой солдат увидел, наверняка не пришлось ему по вкусу. Не понравились ему и эти странно одетые вооруженные мужики.

А пан Шайер под импровизированной виселицей и вовсе.

— Что тут происходит? — спросил солдат по-русски.

Все молчали.

Я уже опомнился и собирался сказать, что пан Шайер никакой не коллаборационист. Наоборот, он добряк, который просто так, за здорово живешь, может дать человеку колбасы на целых пять крон.

Но меня опередил Ворон.

— Герман… — осмелел он. — Германская свинья, — сказал он и как доказательство показал руку с окровавленными пальцами.

Солдат оглянулся. Свидетельства Ворона, вид которого не вызывал симпатии, ему, видимо, было мало. Мужики не осмеливались произнести ни слова. Ведь перед ними стоял представитель армии, которая разбила фашистов.