Екатерина Кармазина - Идеалист

Он, когда читал свои лекции, выдавал себя за эдакого мудреца, который владеет неким тайным знанием, недоступным нам, простым смертным. Демонстрация превосходства подчеркивалась театрально затянувшимися паузами, будто на него нисходило озарение, он погружался во внутреннее его созерцание, ведя диалог с высшими силами, а потом вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, замечал устремленные на него глаза. Тогда он якобы смущенно покашливал в кулачок, как бы извиняясь за такое свое свойство бывать где-то не здесь. И потом наигранно выказывал свое нетерпение поделиться обретенным знанием и мудростью с нами. Как бы хорошо ему ни было там, где он витал, ведь его долг и предназначение — делиться этим с другими, а не эгоистично пользоваться самому. Тогда он возводил глаза к потолку, пытаясь припомнить то свое состояние, и со сладенькой улыбочкой, расплывающейся по всему его неприятному лицу, облекал свое видение в слова, слишком абстрактные и не очень связные. Говорил, что благодаря великим учителям человечества, явно приобщая к таковым и себя, мы можем хотя бы вскользь прикоснуться, а в случае послушания в какой-то степени и приобщиться к тайному знанию. Вот только вновь и вновь у меня возникал вопрос, к какому знанию? Что это за знание такое, почему оно за семью печатями и откуда о нем ведает Форт? И если об этом спросить, ответ будет таков: «Ученик должен быть готов, и только тогда тайное станет явным. Тайное знание доступно только избранным, но никак не каждому. И доступ к этому знанию нужно заслужить». Он, Фортунатэ, стало быть, уже заслужил! «Если же допускать к тайному знанию всех подряд, то неизвестно, к чему это может привести, как оно будет истолковано и в каких целях использовано». Его к этому знанию, стало быть, допускать можно, он его истолкует правильно!

Его жена все это делала иначе. Говорила увлеченно и свободно, вела себя скромно. О целых эпохах она рассказывала просто и доступно, без закатывания глаз и приступов просветления. Поэтому я находил удовольствие и смысл в посещении одних и тех же лекций. И даже если слушал я отвлеченно, больше ловя взгляд, всматриваясь в жесты и движения, наслаждаясь интонациями и тембром ее голоса, нежели вникая в смысл, информация все равно поступала и откладывалась в памяти, пусть это были и поверхностные знания. Например, слушая лекцию о гностиках, я только и вынес, что были такие, гностики, с очередным тайным знанием о человеке, о Боге и о Вселенной. Кроме них, таким знанием, понятно, больше никто не обладал. Они отрицали материю, верили, что наша материальная Вселенная создана не Богом, а Демиургом, который сродни Сатане. И еще что-то об интуитивно постигаемом знании и иллюзорности мира. Вот, собственно, и все, что я усвоил на первой лекции. Потом я долго еще мог думать и говорить о Марине Мирославовне и мало о гностиках. Но затем, через полгода, была вторая, а затем и третья лекция на эту же тему. Мной уже давно был прочитан весь Герман Гессе.

И вот однажды Валерия Викторовна по своему предмету, зарубежной литературе, задала студентам «Демиана» Германа Гессе и «Процесс» Кафки. И в связи с этими двумя произведениями ею был произнесен уже знакомый мне термин: «гностики»! Я навострил уши. Речь шла о гностицизме, но теперь в изложении Валерии Викторовны. Как-то одно совпадение уже было — Платон. Теперь вот второе — гностицизм. То есть мне представился случай услышать еще одну лекцию на тему, которая освещалась в Братстве Мариной Мирославовной, но на этот раз в исполнении Валерии Викторовны! И, признаться, я ждал совпадений. Но Валерия Викторовна сразу же обратилась к Юнгу и говорила о модернизме ХХ столетия, в духе которого Гессе переосмыслил и изложил миф о Боге Абраксасе (существо или божество из «Демиана» — «Абраксас»). Как я уже знал из мифа, наш, низший, отрицаемый гностиками материальный мир, куда мы все попали, был миром, который создал не Бог, а Демиург. А целью было лишь проверить, действительно ли велико наше стремление к Богу. И если г-жа Марина говорила о духах и потусторонних существах Царства Света, коих, как дней в году, триста шестьдесят пять; о гностиках, отрекшихся от низшего мира во имя вечности; об учителях, живших одной лишь верой в общину, за что также предоставлялся билет в вечность, то Валерия Викторовна вела речь о модернизме и творческом процессе. Новый Бог Абраксас из царства разума, который упоминается в «Демиане» и который на изображениях имеет тело человека, голову петуха — символ восхода солнца, первым встречает всякий новый день, а вместо ног у него две змеи, олицетворяющие разум и слово. В руках он держит щит и меч — орудие борьбы со злом, выражает творческую волю, творческую активность, которая и порождает все сущее. Абраксас — источник творения, а стало быть, повелитель пространства и времени. Мир Абраксаса либо поглощает, либо порождает человека, дух противостоит материи, а сам Абраксас — и Бог, и Сатана, он дуалистичен, это светлая и темная энергии. Изо всех сил он искушает нас в ожидании нашего осознанного выбора между низшим, чувственным, и высшим, духовным миром. И если человек выбирает второе, Абраксас несказанно этому радуется. В свете этой лекции Валерии Викторовны многое, что оставалось для меня сокрытым и непонятным при чтении «Демиана», вдруг начало проясняться. Теперь я собирался прочесть его еще раз, уже с более глубоким пониманием, между чем и чем делал свой выбор герой романа. Да, лекции на одну и ту же тему были совершенно разными, да и совпадений почти не было. В одном и том же материале были расставлены совершенно разные акценты. И лекцию Валерии Викторовны я находил более академичной. Она мне понравилась больше, по крайней мере, вынес из нее я точно больше. Я так соскучился по смысловым нагрузкам, которых давно уже не получал в Доме!