Екатерина Кармазина - Идеалист

Сомнительность учения Братства, по моему мнению, заключалась в намеренном смешении отдельных понятий, взятых из трудов разных авторов. Иными словами, определенным образом комбинируя фразы, вырванные из контекста, при желании можно сделать выводы, противоречащие смыслу первоисточника. Возможно, это делалось для того, чтобы завуалированно и осторожно подвести к тому новому и мистическому, которое, наверное, не было бы воспринято без ссылок на имена великих философов и философских школ, течений и направлений, без терминов и определений, истории и учебников. Как правило, все новое принимается неохотно и настороженно. Поэтому, ссылаясь на классику, можно легко усыпить бдительность и незаметно, шаг за шагом, подвести к чему-то непонятному, мистическому, абстрактному и общему, чем и занималось Братство.

Теперь, когда мы встречались с Аней, темой наших разговоров только и было что Братство. Мы анализировали, сопоставляли, наблюдали. В своем расследовании мы старались руководствоваться теми правилами и принципами, которые восприняли, анализируя литературные произведения с Валерией Викторовной. Единственным источником информации для нас теперь являлся Виталик, так как наше собственное членство в Братстве вряд ли могло дать результат. Ведь мы с Аней были внесены в негласный «черный список», и вряд ли нас еще хоть на шаг подпустят к святыням Братства. Мы это почувствовали по поведению старших учеников, — они перестали нам улыбаться. Первой это заметила Аня и сказала об этом мне. Я присмотрелся и через некоторое время пришел к тому же выводу. Меня отстранили от работы в библиотеке, и у курирующей меня барышни пружинки в щеках вдруг перестали раздвигать ее губы в улыбку. Остальные старшие тоже стали относиться формально. Теперь они не хлопали меня по плечу и ни о чем не расспрашивали. Проходя мимо, больше не останавливались поболтать, а быстро удалялись по своим делам. Но при всем этом мы с Аней по-прежнему состояли в Братстве, бывали в Доме, то есть могли использовать все, что удавалось увидеть или услышать.

Шло время, и в нашем арсенале что-то новое да появлялось. Например, нам стало известно о беседе, проведенной с Виталиком в Братстве по возвращении с летнего слета. Об этом он не рассказал тогда, но теперь почему-то об этом вспомнил. С ним мягко поговорили старшие учителя. Они намекнули на его принадлежность к кругу избранных и более сведущих в вопросах поиска истины товарищей и единомышленников, нежели мы с Аней. И хоть мы уже и стали на правильный путь, но находимся еще в самом его начале. А заниматься новичками поручено другим, старшим ученикам, вот пусть каждый и занимается своим делом. Мне не терпелось узнать, какую роль во всем этом играла г-жа Марина. Виталик сказал, что она в этой беседе участия не принимала. Но Аня утверждала, что не знать об этом она не могла.

Полугодие подходило к концу, нас ожидал экзамен, который в Братстве представлял собой беседу с куратором группы либо с одним из старших учеников. Только на вводном курсе такую беседу проводила сама Марина Мирославовна. Вопросы ставились с целью выяснить степень понимания учеником тех понятий, о которых было рассказано на лекциях. Интересовали экзаменатора не заученные определения, а личный взгляд и соотнесение его с жизнью: что из услышанного и как применяется учеником в жизни, и применяется ли? Результат оглашался сразу же по окончании беседы. То есть становилось ясно, переходит экзаменуемый в следующую группу или нет. Никаких разъяснений по этому поводу не давалось. Понимание либо есть, либо его нет. И если понимания нет, тогда есть смысл послушать тот же курс еще раз. При этом никого не выгоняли, а вот вперед не пускали. Тот, кто не хотел слушать одно и то же, мог уйти из Братства, его никто не держал. И такие были.

До сих пор мы с Аней без проблем проходили все экзаменационные беседы. Теперь же мы понимали, что на этот раз нам могут и не дать зеленый свет, тогда мы должны будем оставаться на тех же курсах, чего нам очень не хотелось. И во всем был виноват я. Попади я в старшую группу, я общался бы со старшими учениками и мог бы узнать по интересующим нас вопросам куда больше. А так тупик. Теперь я мог руководствоваться только пересказами пересказов, интерпретациями Ани и Виталика. К тому же Виталик многое не договаривал. Его откровения о Братстве были явлением весьма редким. Аня как могла провоцировала его на эти разговоры, однако в результате все сводилось только к нашим предположениям и догадкам, ничего конкретного у нас не было. Ко всему прочему, мы были слишком эмоциональны, и поэтому многое могли преувеличивать, выдавая желаемое за действительное. Сам Виталик не был посвящен ни в наше с Аней увлечение анализом, ни в то, что все сказанное им Ане, становится известно мне. Если сам Виталий не видел ничего предосудительного в том, чтобы сообщать подробности своих отношений с девушкой, включая интимные, своему учителю, Форту, возможно, и Аня не считала чем-то некорректным делиться информацией касательно Братства и Виталика со мной.