Екатерина Кармазина - Идеалист

— Заходи!

— Спасибо, но я не могу.

— Нет уж, раз пришел, будь добр, проходи!

— Марина Мирославовна, простите, но я просто хотел…

— Саша, мне холодно, зайди, пожалуйста, и прикрой дверь. Тогда и расскажешь, с чем пожаловал.

Я выполнил то, что мне было велено, шагнул через порог и закрыл за собой дверь. Фортунатэ не было видно, собаки тоже. Я стоял в коридоре все еще с цветами. Я твердо решил вручить их ей и тут же откланяться. Но вместо этого я послушно снял обувь и последовал за г-жой Мариной, оказавшись, таким образом, в кухне. Мне было предложено сесть. Я сел.

— Сейчас вернусь, цветы поставлю!

Я остался на кухне один. Обстановка была самая обыкновенная, обеденный стол, стулья, газовая плита и кухонный уголок. Никаких излишеств. Марина Мирославовна появилась с цветами в вазе, затем наклонилась надо мной, показывая свою правую руку. На пальцах остались разводы синего цвета, которые она все еще пыталась оттереть.

— Это синька! Ею окрашивают цветы, — констатировала она, и поджав под себя одну ногу, села напротив. Я смутился. Мысленно я ругал продавщицу в переходе, которая склонила меня к этой покупке.

— Извините, я не знал!

— Ничего, бывает. Кофе хочешь? Вкусный, натуральный. Я сварю?

Она встала и подошла к плите. К счастью, Марина Мирославовна не переоделась, осталась в том же халатике. Я никогда не видел ее в такой открытой одежде. Обычно она скрывала свои формы закрытыми свитерами, жакетами, платочками, длинными юбками. Только теперь я мог оценить ее женственность и сексуальность в полной мере. У нее была прекрасная фигура. Выглядела она в таком наряде гораздо моложе и еще привлекательнее, чем обычно. Пока она следила, чтобы не убежал кофе, я не сводил с нее глаз.

Кофе был готов и разлит в керамические чашечки. Не верилось, что все это происходит со мной, — я в ее доме, на кухне, наедине с ней, она так привлекательна, так внимательна. Г-жа Марина дома и в Братстве — это два разных человека. Сейчас она казалась более естественной. Какая же из них настоящая? Та, что сейчас передо мной, или та, которую я вижу в Братстве? И которая из них нравится мне больше? Определенно и та, и эта. Они обе одинаково безумно мне нравились. Просто у себя дома Марина Мирославовна могла позволить себе быть менее серьезной и официальной. В конце концов, каждый из нас бывает разным дома и на работе. Подобно фанатику, идеализирующему своего кумира, я понял, что кумир тоже человек. В моем случае — это женщина и очень сексуальная женщина!

— Форт, ты к нам присоединишься? Я сварила кофе на всех! — прокричала Марина Мирославовна в сторону комнат .

Как по команде, сразу же появился Форт. На нем был костюм в клеточку, в котором его привыкли видеть в Братстве. Он сел возле жены и достал сигареты.

— Можно и мне? — и г-жа Марина взяла из пачки одну.

Форт дал ей прикурить. Она неглубоко затянулась и выпустила дым, после чего посмотрела мне прямо в глаза. Наверное, они у меня были широко открыты. То, что я видел, было для меня крайне неожиданно. Если бы я не увидел этого собственными глазами, никогда не поверил бы. Между глотками кофе она продолжала курить, делая это крайне изысканно и эстетично. Марина Мирославовна курит!

Фортунатэ затягивался часто и глубоко, дым валил даже из ноздрей. О том, что старший курит и курит много, в Братстве было известно всем. Об этом нам даже как-то рассказывали на одной из лекций, вот такой, мол, недостаток у этого всеми уважаемого и любимого человека. Тогда я почему-то подумал о Фрейде, который курил, правда, сигары, и не отказался от этой привычки, даже когда этого потребовало состояние его здоровья. Только вот Фрейд был мне глубоко симпатичен, а Форт совсем наоборот.

— Ну, что, рассказывай!

— Что рассказывать, Марина Мирославовна?

— Как ты нас нашел, например?

Я ожидал, чего угодно, только не этого вопроса, да еще прямо в лоб. Форт все время держал руку с сигаретой возле подбородка и внимательно за мной наблюдал. От милого итальянца с шаловливостью маленького ребенка, каким он старался казаться в Братстве и на летнем выезде, не осталось и следа. Одной из многочисленных лестных характеристик старшего Братства была «человек с душой ребенка». Его коллеги и старшие ученики поддерживали этот миф. Ни он, ни его сверлящий взгляд совершенно не удивили и не смутили меня. Но вопрос задала она! Я должен был что-то ответить, но совершенно не знал что. Было ясно, что пауза затянулась. Вдруг я, как будто со стороны, услышал свой собственный голос: