Елена Четвертушкина - Нетленка

Герман, надо сказать, тоже не видел в своем плане никакого подвоха. Он и в самом деле был решительно настроен сделать то, о чем говорил, ни больше, ни меньше… Ну, разве что собирался прибрать под крыло незаконного сынишку, которого успел прижить в период лихого курсантства от красотки-цветочницы, державшей лавку по соседству с Военной Академией. О существовании Хольта он узнал лет 5 назад, когда мальчика пора было отдавать в школу, и потребовались деньги. А совсем недавно мама умерла воспалением легких, парнишка остался вообще один, и попал в интернат, с чем Герман, как честный человек, никак не мог согласиться. Он только опасался, что известие о наличие внука опять спровоцирует папу завести волынку о женитьбе. Группа же решала все проблемы легко и непринужденно.

Так думал Герман.

Явившись с официальной бумагой в Богоугодное заведение, он забрал Хольта, а для конспирации (которая, если честно, ни за каким шутом и не нужна была) прихватил ещё одного кандидата в супермены — Рольфа, после чего решил здесь более не светиться, и отбыл далее, теперь уже действительно по приютам, на поиски материала.

Тут и произошла катастрофа.

Герман фон Шенна был человек военный, и за свои 30 лет навидался всякого. Он допускал, что иногда цель оправдывает средства, а лес рубят — щепки летят ; знал, что ни одно человеческое государство не может не быть фарисейским, и дипломатия — это искусство отмывать добела очень грязной водой; Герман не боялся ни крови, ни грязи; не падал в обморок от запаха еловой шишки, в искусстве предпочитал героический жанр, безвыходных положений не признавал принципиально; железную его волю не могли сломить ни страх, ни боль, ни физические лишения… Но то, что увидел генерал фон Шенна в Государственном приюте для бедных, обломало его в момент.

Одного взгляда на угрюмое стадо детей, отупевших от голода и побоев, хватило, чтобы перечеркнуть всю его прошлую жизнь. Герману просто плохо стало от мысли, куда катится страна, где возможно такое , и на секунду опустились руки от непривычного сознания полного собственного бессилия.

…Трудно сказать, что двигало им после — чарийская сентиментальность, баронская честь или просто человеческая мужская совесть… Но только генерал Альма-Матер, барон Герман фон Шенна, стиснув зубы от омерзения за родную страну, где возможно такое, вместо того, чтобы отбирать по показателям самых перспективных, начал выхватывать из приютов самых обреченных, самых безнадежных пацанов, — пугая сытую администрацию стальным блеском глаз и грозными печатями на бумагах.

Случайный воспитанник тарков оказался не случайным.

Столкнувшись с системным преступлением, — с которым невозможно бороться, не выйдя из породившей его системы, — Герман не запил горькую, не встал в позу, и не впал в раскол. У него было разрешение на набор десяти кандидатов; он решил, что должен спасти хотя бы десятерых.

…Хольт и Рольф у него уже были; потом появились Леон и Аристид; Юту с Кристофером он чуть не с боем выволок из резервации, приписанной к закрытой лаборатории биооружия. И так далее, и тому подобное. Через месяц группа была укомплектована, база выделена, средства отпущены; генерал остался, наконец, один на один с десятью мальчишками, молясь об одном: чтобы никто раньше времени не вздумал выяснять, чем он тут, собственно, занимается. Просто потому, что набранных детей ни один не слепой человек не рискнул бы признать не то что перспективными, а и просто нормальными.

Хольт и Рольф ещё кое-как влезали в чарийскую расовую доктрину, и могли бы сойти за будущих суперменов. Зато золотоволосый Леон, по-кастльски широкоскулый, не переставая плакал днем и дико кричал ночью; Марко крал и прятал еду, причем в местах действительно труднодоступных, за калорифером, например, где она начинала через сутки нестерпимо вонять, наполняя помещение оптимистическим запахом морга. Мика страдал лунатизмом. Аристид забивался под кровать и грыз ногти до мяса. Юстас и Кристофер писались в кровати, Саул мучал кошек, а Чак пытался забраться в постель к доброму дяде, имея в виду поблагодарить за доброе отношение единственным способом, какой знал в свои десять лет.

Им всем было тогда где-то по десять.