Елена Четвертушкина - Нетленка

Но выводить на чистую воду оказалось некого — орел уже упорхнул, и Магистр, плюнув в бессилии, отдал приказ лично себе докладывать обо всех операциях агента с позывным «Плющ».

С первого же задания Плющ стал гордостью Оперативного сектора. Сложнейшие, деликатнейшие задания выполнялись быстро, точно и изящно — папе попросту ну, не на что было жаловаться. Плющ не рисковал зря, не трепал нервы неумной самостоятельностью, никогда не доводил ситуацию до пата, — он работал артистически и самозабвенно. Стремительно набирал никому невидимые ордена, опыт и авторитет; Магистр, чуточку отдышавшись и подумав, рассудил, что полный бант солдатского «Креста» на груди будущего Магистра, несомненно, овеет честной славой высокую власть.

Однако, через пару лет маркиз и Стэнис забили тревогу. Пристально наблюдая за успехами любимчика, они начали замечать вещи, едва ли видимые с высоты магистерского трона. Оттуда видны были чин полковника, дождем сыпавшиеся поощрения и награды, кодовые названия блистательно проведенных операций… При взгляде же со стороны открывалось нечто другое: тонкий знаток классической музыки начал по черному пить в промежутках между заданиями, предпочитал общество совсем уж пропащих женщин, и якшался с людьми, вызывающими у интеллигентных профессионалов чувство брезгливого ужаса.

Друзья кликнули совет, на котором Отто под завязку наслушался о своем слепом отеческом эгоизме, разбазаривании золотых кадров и полной, мягко говоря, необоснованности чарийских аншлюсов в юго-восточной Европе, влекущих за собой неизбежное разложение умов из-за бьющих в глаза несоответствий уря-патриотической теории с плачевной повседневностью.

Уби нил валес, иби нил велис , и хоть ты убейся!

…Маркиз и Стэнис вдвоем орали на Отто, обвиняя его во всех смертных грехах, давя в зародыше его попытки сначала объясниться, потом оправдаться, а потом просто выставить их вон. Когда же, накричавшись до хрипоты, они наконец дали ему слово, встревоженный Магистр предложил позвонить Юхану в Соуни — тот продолжал числиться мудрейшим из мудрых.

Так и сделали…

Тут придется кое-что добавить к рассказу о тарках. Настоятель, то есть глава всех тарков, назначался своим предшественником, и теоретически им мог стать любой. На деле же выбор был процедурой крайне сложной, а требования — высочайшие. В 1975 году старый Настоятель почил в бозе, и преемником своим назначил именно Юхана Скаани, того самого четвертого друга маркиза, Отто и Стэниса.

Юхан ни в коей мере не предвидел своей высокой судьбы. Он прошел путь, обычный для тарка. После дедикации был отправлен в мир, попал в Юнийскую Армию, и совершенно самостоятельно (и предсказуемо) сделал блестящую карьеру: от рядового, взятого за ум в сержантскую школу, был затребован сначала на курсы повышения, и в конце концов — в Академию; обратил на себя внимание очень серьезных людей, и время спустя оказался не где-нибудь, а в Организации, и не кем-нибудь, а младшим аналитиком отдела Прогнозирования Стратегического сектора. Ему понадобилось на это 10 лет.

…Он вел интереснейшие политологические разработки в чине майора, и скоро должен был защитить докторскую, когда из Суони пришел приказ — немедленно возвращаться, чтобы взять на себя тяжкую ношу руководства тарками.

…Если бы 30-и этажное здание чарийского «пентагона» вдруг сорвалось с места и пустилось в галоп, потрясая всеми семьюдесятью колоннами портика, и в довершение картины треснуло бы одною из этих колонн Юхана по голове — он вряд ли был бы более потрясен. Вот чего Юхан, если честно, совершенно не предусматривал в своих планах — так это тихой жизни в таркском монастыре.

Более того. Имелись любимые друзья, захватывающая чисто теоретическая работа, насыщенный досуг; он вполне вошел во вкус благ цивилизации, и ну, никак не рассчитывал всё это бросать ради невнятных проблем горячо любимой, но, слава Дороге, очень далекой Родины.

Не знаю, может быть, в этом и заключался сакральный смысл выбора, — только Юхан отбыл в Суони в таком именно настроении, как и первые сканийцы. Рухнули планы. Медным тазом накрылись расчёты. Как фанера над Парижем , просвистели над головой честолюбивые надежды. Ситуация полностью соответствовала тому, что смешливый Ян де Ла Моль называл не очень ясным, но чрезвычайно выразительным словечком «мапупа». Об «ослушаться» не могло быть и речи: крест надлежало нести. Этническуий суониец, потомственный тарк, майор Альма Матер Юхан Скаани возвращался на родину, как марсианин на Юпитер. Его вовсе не грели ожидающие дома почести…