Елена Четвертушкина - Нетленка

Но дружба не прервалась, кто бы мог подумать. Друзьям Юхан рассказал всё; Стэнис тут же заявил, что давно подозревал нечто подобное. Магистр, подозрительно щурясь, дотошно выяснил, что для Организации Суони никакой угрозы не представляет, да и интереса тоже, — так, заповедник гоблинов, — и великодушно простил обман. Маркиз же просто от души веселился.

Так и зажили.

…Узнав, в чем дело, Юхан удивления не выказал, а высказался в стиле кастльской Василисы Премудрой: не берите в голову, я разберусь . Он бросил все свои дела, неизвестно каким способом разыскал Германа, прятавшегося уже ото всех; о чем они говорили, когда встретились, — неизвестно, только тут же Плющ взял бессрочный отпуск — «…устал…» — и отъехал, жестко отрубив хвост кусками , — в Суони, в высокогорный дацан Настоятеля.

Первый раз в жизни Магистру пришлось прикрывать сына. Наскоро состряпав более-менее правдоподобную версию о личном поручении, Отто сел ждать результата. Год от сына не было ни слуху, ни духу. Целый год Стэнис и маркиз уговорами, мольбами, угрозами и шантажом обуздывали отцовские тревоги Отто. Но через год Герман вернулся. Загорелый неповторимым высокогорным загаром, поздоровевший и повеселевший, с прежним задорным блеском в глазах, он рассказал, что весь год учился таркским наукам, но — папа, не волнуйся! — посвящения не проходил. А потом продемонстрировал, чему научился за год. Отто, нахохлившись, ревниво следил за сыном: тот, как муха, лазал по голым стенам, аккуратно, звездочкой, уложил мордами в клумбу отборную папину охрану, демонстрировал каты невиданного ближнего боя, возникал ниоткуда и исчезал в никуда; на ядовитый папин вопрос, как в его представлении сочетается вся эта таркская ересь с чарийской военной доктриной, Герман загадочно улыбнулся и заявил, что намерен бросить агентурную деятельность и осесть пока в Управлении.

…А потом долго рассказывал счастливому Магистру суонийские байки, шутил, играл на рояле любимые папины вальсы; и затем зажил, как ни в чем не бывало. Аккуратно ходил на работу, с удовольствием навещал опекунов, изредка ездил к Юхану; вращался в высшем обществе, получил генерала за полную перепрофилизацию агентурной сети в Файрлэнде; немножко преподавал в Академии, немножко — всё-таки! — ездил выполнять задания Разведки, но уже опять никого и ничем не тревожа.

До поры до времени.

Конечно, его никак не могла устроить канцелярщина в Управлении. Но амбиции по поводу дальнейшей карьеры сына (которые сам Герман в душе именовал не иначе, как комплексом Дедала — « обои полетим …») папа мог засунуть себе в задницу. Судя по всему, с момента возвращения из тарков и лет до тридцати Герман занимался мучительным поиском дела, которое могло бы во всей полноте и по возможности бескровно ответить на тот вопрос Магистра. По молодости Герман ещё был свято уверен, что если очень захотеть, то можно объять необъятное и совместить несовместимое, и Икара никак в себе не видел, ходя будущее как раз и доказало, как он ошибался… А может, и нет.

…Он всё хорошенько обдумал, и однажды явился к папе, полный честолюбивых планов и радужных надежд, с потрясающим предложением. Он объяснил, что столь явное его, Германа, превосходство над коллегами объясняется очень просто: нюансы его личной судьбы, участие самых разных людей в его образовании создали эффект таркской системы , которая органично сочетает, так сказать, физиков, лириков и оперативников. Нет, он уважает современную систему обучения спецсостава. Но оно — верь мне, папа! — устарело. Нестандартная ситуация грозит разведчику провалом, потому что его очень плохо учат проверять гармонией алгебру , а поливариантность реакции вообще не учитывается, так же как и точно просчитанный эффект псевдо-дилетантизма… Короче, Герман получил некоторый опыт педагогической деятельности — небольшой, но пока достаточный, и просит дать ему разрешение на эксперимент, а за успех ручается головой. Он наберет по приютам сирот поумнее, а потом пусть к нему никто не лезет, а он обязуется через несколько лет дать фатерлянду самую крутую группу специального назначения, — безо всяких идиотских психотехник, и по сравнительно скромной смете. Только никаких кураторов, наблюдателей и прочих бездельников. Некогда ему будет заниматься титулованными бездельниками, дел сделается — невпроворот…

Не сообразив сразу, к чему тут можно придраться, Великий Магистр в блистательный результат всё же не шибко поверил. Но сын уже столько раз его удивлял, что Отто неохотно дал добро.