Модест Осипов - Сказки для себя

Васильевский остров, дальний берег, набережная. Серое небо, тёмная вода. Никого вокруг. Я достаю из кармана старую губную гармошку и начинаю играть.

Карл сказал, что дед умер «по естественным причинам». Я не успел на похороны, прилетел в город три дня спустя, из аргентинской глухомани не так просто выбраться. Съездили вдвоём на кладбище, постояли-помолчали.

Дед называл Карла мажордомом. Старинное слово, от него веет холодком Средневековья. В наводнение дед спас Карла от чего-то или кого-то (я так и не узнал, что это была за история), и одинокий, угрюмый человек, похожий на медведя из детской книжки про поросёнка Сэма, стал членом дедовой семьи.

Какой, впрочем, семьи? Мне было лет десять, мальчишки в школе рассказали, будто дед купил меня, годовалого, у цыганки на Сенном. Само собой, я полез драться. Пришёл домой с разбитым носом, спросил деда.

— Это полправды, Антон. Когда-нибудь узнаешь всю правду, но пока хватит и половины.

И записал меня в секцию карате. Для здоровья, мол, полезно, и одноклассники дразнить перестанут. Дед был прав, перестали.

— Антон, вот завещание. Дед оставил Вам дом, — Карл всегда был со мной на Вы, с раннего детства. — На счёте есть некоторая сумма, снять деньги в ближайшие три года нельзя, договор с банком долгосрочный, но ренты хватит на текущие расходы. Продать дом Вы можете не раньше, чем через год. Таков закон о наследовании, я проконсультировался с адвокатом Вашего деда. Теперь Вы, конечно, вправе уволить меня, но другой хороший мажордом едва ли обойдётся Вам дешевле.

— Ну что ты, Карл, не собираюсь я тебя увольнять. У тебя ничуть не меньше прав жить в этом доме, чем у меня. Но дед всегда казался мне человеком весьма состоятельным, он оплачивал мою учёбу, путешествия.

— Да, Антон, Вас едва ли можно назвать завидным женихом, Вы уж простите, — Карл невесело усмехнулся. — Кроме этого дома, парка и того, что у Вас в голове, больше нет ничего. Ваш дед не вводил меня в курс своих финансовых дел, должно быть, они были не столь успешны в последнее время.

Я включил настольную лампу, перечитал завещание. В кабинете темно даже днём — дед говорил, что яркий свет мешает ему сосредоточиться.

— Месяца за три до… — Карл вздрогнул, проглотил слово. — Ваш дед встречался с незнакомыми мне людьми, несколько раз они приезжали. Не могу назвать Вам их имена, на визитных карточках были надписи на каком-то иностранном языке, и я был вынужден просто отдавать их Вашему деду, не представив гостей. Они громко спорили, я слышал их разговор даже из своей комнаты и из белой гостиной, полагаю, на том же самом языке. О чём шла речь, я, разумеется, не знаю, возможно о деньгах. Скажу лишь, что уходили визитёры всякий раз очень недовольные.

— А Звезда?

— Боюсь, это миф, Антон. По крайней мере, у Вашего деда никогда её не было, в этом я уверен.

Дед был человеком замкнутым, немногословным, близкими людьми мы так и не стали. Пожалуй, он заботился обо мне на свой лад. Хотел, чтобы я учился самым разным вещам — от сольфеджио до стрельбы, придирчиво интересовался моими успехами, ставил передо мной странные вопросы и отправлял искать ответы на них в домашнюю библиотеку, в музей в Венеции или в Гамельне, в консерваторию, в спортзал. Сам выбрал школу, не успокоился на этом, приглашал домашних учителей, знакомых профессоров. Хотел, чтобы я непременно поступил в Сорбонну на один из выбранных им факультетов, помогал готовиться. Пытаясь разгадать дедовские странности, я придумал однажды, что он делает из меня живое оружие для своей тайной войны с неведомыми врагами.

Я привык так жить, строил планы, хотел найти ответы и на свои вопросы, сесть за диссертацию, организовать экспедицию в Румм, купить яхту, нанять команду. А теперь стоим мы с Карлом, сгорбленным, седым, перед пустым дедовским сейфом. Только на нижней полке лежит безымянный компакт-диск — дед любил технику своей молодости, у него осталась одна из немногих в городе пентасистем, на которой можно слушать такие диски.

— Как это случилось, Карл?

— Ваш дед музицировал, Антон. Недели две, если не больше, по нескольку часов подряд. Играл, записывал, слушал, выбрасывал диски. Хорошо, мы много лет назад купили про запас штук двести, сейчас их уже не найти. Не знаю, откуда у него взялось вдохновение — в последние годы Ваш дед почти не садился за инструмент. А ещё молча ходил по дому, потом, наверное, уставал, возвращался в студию. Я спросил его пару раз, чем ему помочь, что принести, Ваш дед отмахнулся, мол, не мешай.