Модест Осипов - Сказки для себя

А я и внимания не обратил. Значит, не ошибся, правильно пришёл к этой нише? Карл поставил передо мной большую кружку с кофе, корзинку с тёплыми круассанами, яблочное варенье в фарфоровой розетке.

— Приятного аппетита, Антон.

— А ты, Карл? Может быть, составишь мне компанию?

— Спасибо, Антон, я уже завтракал.

Держит дистанцию, хочет видеть во мне хозяина. Что ж, его право.

— Ваш дед сказал, вот, мол, увидите Вы этот портрет, может быть, задумаетесь о жизни, о течении времени, о том, что не всегда будете молоды.

— О течении времени?

— Да, как-то так Ваш дед и выразился.

Пешком до «Сайгона» полчаса быстрым шагом. Приду как раз к полднику, может быть, кто-то из моих петроградских приятелей уже там. Ходить на Невский переулками, в обход шумных Гороховой и Садовой, дед приучил меня ещё в детстве. Впрочем, дорога эта занимала у нас больше часа. Ещё до моего рождения дед где-то повредил правую ногу. Я придумывал, будто в одной из экспедиций на отряд напали аборигены — дикари с копьями или туареги с фитильными ружьями.

Набережная канала Грибоедова, Банковский мостик, знакомая скамейка, латунная табличка с нашей фамилией. Когда с набережной убрали автомобили, сделали бульвар, дед подарил Петрограду дюжину скамеек. Заказал проекты разным архитекторам и художникам, устроил конкурс с призами, сам был единственным членом жюри, а потом мы с ним сидели то на одной скамейке, то на другой, когда дед уставал идти.

Уставал. Нога. Скорость ходьбы, течение времени. Я шёл по дому, по дедовой музыкальной шифровке своим шагом, а дед — своим. За эти восемь минут он смог бы пройти, пожалуй, треть того расстояния, что прошёл я. Ускорить трек втрое и наложить на план. Подождёт «Сайгон».

— Вы быстро вернулись, Антон. Не встретили никого из знакомых?

— Да нет, Карл, на полпути пришла в голову одна интересная мысль. У деда ведь день рождения был четырнадцатого марта?

— Насколько я знаю, да. Была некоторая путаница с годом рождения Вашего деда, но на памятнике укажут тот, что в паспорте.

— Спасибо, Карл. Ты не знаешь, почему дед никогда его не отмечал?

Мажордом усмехнулся.

— Антон, Вы ведь помните его характер. Мне сложно представить Вашего деда посреди шумной компании в бумажном разноцветном колпаке, задувающим свечи на торте.

— Да, Карл, для полноты картины не хватает хлопушек с конфетти и воздушных шариков. Пойду в кабинет думать.

— Хорошо, Антон. Если что-то потребуется, зовите.

Дед рассчитал, куда я приду за восемь минут тринадцать секунд, если прочту зашифрованное в треке послание, остаётся теперь понять, куда пришёл он. На дедовом компьютере множество программ для работы со звуком. В годы его молодости в моде была la musique électro-acoustique, этакий музыкальный конструктивизм, и дед нередко возвращался к этому стилю в своих импровизациях. Я попробовал найти исходные файлы последней его композиции, но — пустота. По отчётам системы видно, что в последние месяцы дед удалил очень много файлов, словно старые письма сжигал. Пришлось разбираться с программами, искать способы сжать готовый трек. Оказалось, путей много, но все приводят к разным результатам. Попытки, наверное, с двадцатой я вдруг услышал в наушниках удивительно гармоничную мелодию, вот её и наложу на план.

Попробовал. И тут же застрял в воображаемом коридоре лицом к стене — ключи-созвучия придётся подбирать заново. Я подошёл к окну, достал из кармана джинсов губную гармошку. Совсем стемнело, в нашем парке горят фонари, гуляют горожане. Дед был одним из первых петроградцев, кто открыл свой парк для посторонних. Его отговаривали, пугали, испортят, мол, скамейки, статуи, будут мусорить, лазать в фонтан. Сначала по аллеям прогуливались смотрители, строгими взглядами призывали не делать глупости, после народ привык, и никому теперь в голову не приходит в нашем парке безобразничать.

Я сыграл первые несколько нот дедовой мелодии. Молодая женщина с коляской остановилась, посмотрела на меня снизу, с центральной аллеи, улыбнулась, я помахал ей в ответ.

Постучал в дверь Карл.

— Музицируете, Антон?

— Да, если это можно так назвать. Не обращай внимания.

— Как скажете. Если понадоблюсь Вам, я внизу.

Я доиграл мелодию до конца, сыграл во второй раз, в третий — вдруг представил её яркой лентой, причудливо и аккуратно сложенной в пустоте. Копии плана кончились, я сделал ещё одну, начертил на ней ту воображаемую ленту. Теперь идеально — каждый такт, каждая нота на месте, секунда в секунду. Правда, последний шаг надо сделать сквозь глухую стену назад в библиотеку.