Захария Станку - Ветер и дождь

Каждое заседание процесса привлекало множество народу. Публика являлась на процесс, как на спектакль. Принцесса Лилиана, маленькая и старенькая женщина, вся увешанная фамильными драгоценностями, по ее словам некогда принадлежавшими византийским императрицам, сперва сама защищала свои интересы. Судьи, тоже люди старые, родовитые, с седыми волосами и грозными лицами, внимательно слушали.

— Уважаемые господа судьи, — говорила принцесса Лилиана, — хотя истцы — мои отпрыски, я их не признаю и не считаю больше своими сыновьями. Принц Жион — подонок! Как можно доверить ему часть наследства, на которую он претендует? Ведь он давно рехнулся и стал журналистом. Истинная правда, господа судьи: он пописывает статейки в газетах!.. Принц Алеко? Этот водит компанию с босяками и преступниками… А что касается принца Шербана, то не только весь Бухарест — вся Европа зовет его принцем Экарте. Все трое моих сыновей рехнулись, господа судьи, всех их давно следовало бы посадить в сумасшедший дом. Мне стыдно, что я их родила. Мне стыдно, что я вскормила их своим молоком. Мне стыдно…

Публика в зале хохотала. Председательствующий стучал молоточком по столу и грозился очистить зал. Когда ему наконец удавалось навести относительный порядок, слово брал принц Жион.

— Господа судьи, убедительно прошу вас не верить принцессе Лилиане. Хотя на первый взгляд она кажется вполне нормальным человеком, на самом деле вы видите перед собой опасную психопатку. Она избивает своих слуг до крови, а потом ходит по церквам и молится об отпущении грехов. Посторонним она кажется глубоко верующей и набожной старушкой. Но это не так, господа судьи. Вас не должен ввести в заблуждение ее внешний вид. Принцесса до сих пор содержит любовников, причем самого низкого пошиба — из тех, кого принято называть котами…

Эти слова снова вызывали взрыв хохота в зале, а принцесса приходила в неописуемую ярость. Она кричала и неистовствовала, ее хватало удушье, и она падала в обморок. Когда ее приводили в чувство, слово брал принц Алеко:

— Не верьте ей, господа судьи! Это комедия! Она притворяется. Она умеет притворяться не хуже любой профессиональной актрисы. Это развратная женщина. Можно только сожалеть, что она носит такое древнее и родовитое имя!

Принц Шербан, маленький, темнолицый, с потрепанным лицом — признак разгульной жизни, — выступал последним. У него был слегка приглушенный, утробный голос:

— Не обращайте внимания на ее слова, господа судьи. Эта женщина недостойна называться принцессой. Да в сущности, она и не принцесса. Принцем был только мой отец. А она — мошенница. Отец подобрал ее в какой-то клоаке и сделал принцессой. Она содержит не только любовников, но и любовниц. Да, да, она живет и с женщинами. Мы можем это доказать. У нас есть свидетели.

После таких разоблачений принцесса уже не падала в обморок и даже публика больше не смеялась — все понимали, что сыновья перегнули палку. Потом слово предоставлялось адвокатам обеих сторон. Принцессу опять охватывало негодующее бешенство, и она не давала говорить адвокатам своих сыновей. А сыновья прерывали адвокатов принцессы. Это был смешной спектакль. Учитывая, что в те годы в театрах шли довольно скучные комедии, а знаменитый цирк «Сидоли» уже обанкротился, процесс принцессы и ее сыновей считался первоклассным зрелищем. Судьи тоже забавлялись и затягивали решение. Дело все время переносилось, и никто не знал, когда оно кончится.

В те годы принц Жион часто приходил в редакцию газеты «Крединца», в которой я тогда работал. Появлялся он не раньше полуночи. Он производил впечатление опустившегося человека — его одежда годилась, пожалуй, лишь на тряпье. Зато руки всегда были в белоснежных перчатках. О, если б его рубашка, брюки и носки были такими же чистыми, как перчатки!

— Бон суар, дорогой господин директор!

Я не был директором газеты, и принц это прекрасно знал.

— Бон суар, господин принц.

— Я принес вам статью.

— Спасибо.

Мы иногда печатали статьи, в которых принц Жион довольно компетентно и толково освещал актуальные социально-экономические проблемы. Я просил принца сесть, зная заранее, что он ни за что не согласится.

— Благодарю, — отвечал он. — Не могу…

— Почему? — наивно спрашивал я. — Почему бы вам не посидеть, пока я просмотрю вашу статью?

— Боюсь заразиться… Микробы… Они, знаете ли, всюду, приходится быть осторожным.

— Вы и дома не снимаете перчаток?