Захария Станку - Ветер и дождь

После захвата власти легионерами Радомира назначили директором театров. Члены его «ячеек» получили должности и синекуры. Это не мешало им устраивать самовольные обыски, грабить, издеваться над людьми. Пока они еще не убивали. Но уже недалек был тот день, когда они вспомнят о своих черных списках и начнут уничтожать всех, кто в них значится.

В свое время мне не понравилась «Баллада о Никадорах». И легионерский командир Радомир этого не забыл. Мне не нравилась и политика «Железной гвардии», я много раз заявлял об этом открыто в своих статьях. Легионер Радомир и этого не забыл. Вскоре они попробуют расправиться и со мной. А пока что в «Буна вестире» появляются заметки с угрозами в мой адрес. Однажды «Буна вестире» объявила своим читателям, что я спрятался в советском посольстве!

Легионерский мятеж.

Радомир со своими подопечными выходит на балкон Национального театра и оттуда стреляет в солдат.

Стрельба идет на всех бухарестских улицах.

Легионеры призывают к гражданской войне.

Стычки с войсками и полицией. Много убитых.

Но «Железная гвардия» побеждена.

Радомир арестован.

Во время следствия он выдает всех своих друзей и сообщников. И отделывается несколькими годами тюрьмы. Режиссер Хаиг Актериан, который присутствовал на балконе Национального театра, когда там выступал с речами Радомир, был осужден на срок вдвое больший.

Проходит еще несколько месяцев.

Антонеску вступает в войну.

И призывает легионеров, находящихся в тюрьмах, отправиться на фронт и доказать свои «патриотические чувства».

Режиссер Хаиг Актериан едет на фронт и больше не возвращается.

Едет на фронт и Радомир. И сразу же посылает с фронта несколько очерков, в которых расхваливает каких-то генералов, что немедленно приносит желанные плоды — его демобилизуют.

Он доказал свои «патриотические чувства».

Потом он пишет книгу стихов о «крестовом походе» против России и окончательно укрепляет свою новую репутацию.

Великий поэт Радомир — великий националист.

Но так как он продолжает участвовать в интригах легионеров, то правительство Антонеску, которое его реабилитировало, в декабре 1942 года снова заключает его в лагерь.

И вот моя последняя встреча с поэтом в лагере в день, когда туда прибыла комиссия, которая должна была решить, кого выпустить и кого оставить в заключении.

Председателем комиссии был жандармский полковник Тобеску Константин. За другими столами сидят комендант лагеря, представители бухарестской полиции, сигуранцы и секретной службы, возглавляемой Эудженом Кристеску, — всего четырнадцать человек.

Радомир просит дать ему слово и сразу же заводит старую песенку: он вступил в легионерское движение по наивности. Он поэт и, в сущности, всегда оставался поэтом, человеком непрактичным, витающим в облаках. Правда, он совершил несколько ошибок, но за них уже достаточно наказан. Он уже был на фронте, дрался с большевиками и воспел святую войну Антонеску и Гитлера. Совсем недавно вышла его книга «Стихи о войне». Он вынимает книгу из кармана и читает свои стихи. У него хорошо поставленный актерский голос, и члены комиссии взволнованно его слушают. У полковника Тобеску, который в жизни не видел фронта, выступают слезы на глазах.

— Замечательно! — говорит полковник. — Господин Радомир, вы пишете не хуже, чем Василе Александри.

Поэт продолжает каяться. Он рассказывает о своей девочке, которая ждет не дождется, когда вернется отец.

Полковник Тобеску Константин объявляет:

— Господа! Поэта Радомира я освобождаю под свою личную ответственность. Он может немедленно отправиться домой.

Поэт падает на колени:

— Благодарю вас, господин полковник!

И выходит из комнаты комиссии с заплаканными глазами.

Но, перейдя мостик, который отделяет территорию канцелярии от зоны, он бегом устремляется к своему бараку, уже не в состоянии сдержать смех.

— Я и этих провел!

На другой день он покинул лагерь, ни с кем не попрощавшись…

Я вдруг почувствовал озноб. Моей спутнице Розе Калеб тоже было холодно, и мы зашли в кафе. Оно было переполнено, но мы все же отыскали свободный столик.

По соседству расположилась какая-то компания, судя по обшарпанной одежде, это были уличные торговцы. Они ели холодный салат и запивали его вином. Мы попросили у официанта принести нам чаю.

— О чем ты все думаешь? — спросила Роза. — Почему ты такой мрачный и молчаливый?

— Я ни о чем не думаю, Роза. В моей жизни бывают минуты, даже часы, когда я стараюсь ни о чем не думать. Иногда мне это удается.