Захария Станку - Ветер и дождь

— В каждом из таких бараков размещалось примерно две тысячи заключенных. Примерно две тысячи человек. Иногда больше. Но уж, во всяком случае, не меньше…

Я услышал об одном из тех фактов, которые знали многие, но которые сегодня очень многие отрицают. А другие в них не верят. Я сказал:

— Не может быть! Это невозможно!

— Почему? Во времена Гитлера все было возможно. Абсолютно все.

— Две тысячи человек в таком бараке? Да ведь это значит, что они должны были давить друг друга.

— Именно для этого их сюда и помещали. Чтобы они давили друг друга. Чтобы задыхались от отсутствия воздуха. И они задыхались. Умерли не все, конечно, но очень многие.

— От давки?

— Не только… Были и другие варианты. Здесь, в лагере, было безграничное количество вариантов смерти.

— Пищевой рацион?

— Кило хлеба в день на двенадцать человек…

— Значит, люди умирали от голода?

— Паек был именно на это и рассчитан…

— Ужасный расчет.

— Натюрлих… Имейте терпение. До сих пор вы еще, в сущности, ничего не видели. Почти ничего.

Гид показал нам квадратное строение с низкой кирпичной трубой и сказал:

— Это крематорий.

— В нем сжигали мертвых?

— Да… Но иногда не только мертвых…

— Какой огромный лагерь!

Гид усмехнулся:

— Нет. Он совсем не был огромным. Он занимал всего шестьдесят шесть гектаров. В нем было всего двадцать семь сторожевых вышек. В гитлеровской Германии были лагеря гораздо более крупные, чем этот.

— В каждой сторожевой вышке — охранник?

— Натюрлих. Солдат с автоматом и пулеметом.

— А вон те остатки какого-то огромного здания? Это что?

— Там был ракетный завод. Там изготовлялись бомбы и ракеты «фау». Завод был построен в непосредственной близости от лагеря с расчетом, что его не будут бомбить, чтобы не убивать заключенных. Расчет не оправдался. Когда союзники бомбили завод, было убито и много заключенных.

— Значит, союзники все же бомбили и вас?

— Да. Некоторые бомбы угодили в лагерь.

— Здесь содержались только немецкие заключенные?

— О нет. Вот на этой мемориальной доске все написано: здесь погибли бельгийцы, французы, норвежцы, поляки, болгары, румыны, голландцы, чехи, итальянцы, граждане Советского Союза, люди из Югославии, Венгрии, граждане…

Под мемориальной доской лежал венок с засохшими желтыми розами…

Мы спешили в больницу к товарищу Цигэнушу. И я снова услышал голос Розы:

— О чем ты так задумался? По-моему, мы идем не в ту сторону.

Я стряхнул с себя воспоминания, как сон.

— Да, верно. Мои мысли были далеко отсюда. Я и не заметил, как мы сбились с пути.

Я остановил прохожего и спросил, как нам пройти к больнице.

— Идите направо, — сказал он. — Потом сверните налево и идите прямо, все время прямо, пока не выйдете к больнице.

Я снова услышал голос Розы:

— Пожалуйста, возьми меня под руку.

Видя, что я заколебался, она продолжала с улыбкой:

— Не бойся… Теперь я уже не спрошу, почему ты меня не целуешь… Мои губы стали горькими. Да и твои, наверно, не слаще.

Мой гид и мой спутник Фингл подвели меня к стенду с фотографиями.

— Вот Гитлер с маршалом Петэном, — сказал гид. — Они были друзьями.

— Победитель и побежденный. Фашизм их объединил.

— Вот карта Германии. Стрелы показывают, куда были направлены удары германской армии.

— А разве были такие пункты, куда гитлеровская армия не пыталась бы направить свой удар?

— Это верно. Она действовала во всех направлениях.

— Скажите, с какой целью была устроена эта экспозиция?

— Чтобы все видели…

— И только?

— А разве этого мало? Если людям не напоминать о прошлом, они быстро все забудут. А когда люди забывают прошлое…

Это была чистая правда. Я очень хорошо знал, что это правда: люди часто склонны забывать именно то, о чем следовало бы хорошо помнить. Но как долго можно помнить прошлое? Сколько лет? И когда человек получает наконец право забыть то, что ему больно вспоминать?

Целая стена с фотографиями. Зловещие фотографии. Гитлеровские танки в Польше. Гитлеровские танки во Франции. Танки в Бельгии. Танки в Югославии. Танки в Греции. Танки в Норвегии и Дании. Танки в Северной Африке. Танки… Всюду немецкие танки… «Пантеры», как их называли немцы. «Пантеры»… Всюду «пантеры». И всюду рядом с орудиями смерти — солдаты в касках. Улыбающиеся, веселые солдаты Гитлера. Почему они такие веселые? Почему смеются? Они смеются над странами, по которым прошли своими танками. И еще: они смеются над мертвыми. Над убитыми. Над теми, кого они сами убили… Победители всегда смеются. Меня это не удивляло и не пугало. Но еще ребенком я узнал, что черепа тоже смеются. Человеческий смех длится несколько мгновений. А черепа смеются вечно… вечно… вечно…