Хилари Мантел - Перемена климата

— Нет. — Кит поставила кружку на стол. — Я становлюсь похожей на Джулиана. Manana. Не могу выбрать. Не хочу.

— Меня вполне устроит, если ты тут задержишься, — сказал Дэниел. — Ты это отлично знаешь.

Он ждал суровой отповеди, чего-нибудь в духе: я сюда приехала не ради того, чтобы ты за мной увивался, — а вместо этого Кит спросила:

— Слушай, а может… Может, мне податься в Африку? Я попросила прислать бланки заявки…

— По стопам родителей?

— Да, но только не в компании церковников.

— Слишком много обязательств?

— Ага. И потом, я ни во что не верю.

— Ясно. Значит, до сих пор притворялась?

Кит откинула волосы со лба, повела плечами, замялась, подбирая нужные слова.

— Признаваться причины не было. А без причины зачем делать другим больно?

— Не хочешь, получается, играть в открытую?

— Публично записываться в атеисты? Тоже мне, привилегия! Уж лучше амбары спасать, как Джулиан. Больше проку будет.

— Согласен. Но ведь можно поехать волонтером.

— О том и речь. Но мне могут отказать. Насколько я знаю, там нужны квалифицированные специалисты, инженеры, строители и так далее. А я могу разве что английский преподавать.

— Раньше ты об этом даже не заикалась.

— Нет. — Кит с вызовом посмотрела на собеседника. — Между прочим, я озвучиваю далеко не всякую мысль, что приходит мне в голову.

— С родителями уже обсуждала?

— С тобой первым обсуждаю. А, нет, еще с Робином говорила. Правда, он в тот момент корчил рожи перед зеркалом в шкафу, практиковался принимать бесстрастный вид. Полагаю, он меня не слушал.

Дэниел усмехнулся, пригладил рукой волосы.

— Робин у вас — особая статья.

— Все равно полезно бывает потолковать с ним напрямую. Поделиться мыслями. Озвучить их, в конце концов. Самой оценить, насколько они безрассудны, прежде чем ставить в известность все человечество.

— Как по мне, ничего безрассудного в этой идее нет. Хотя, рассуждая эгоистически… я бы не… Погоди, объясни, зачем ты хочешь уехать?

— Потому что Африка мне снится, — ответила Кит. — Очень часто. Извини, если прозвучало глупо. Но никакой другой причины у меня нет.

Дэниел нахмурился:

— Сны хорошие? Или кошмары?

— Ни то, ни другое. Только ощущения, никакой картинки, никаких событий. У тебя бывают такие сны?

— Не готов ответить, — солгал Дэниел. — Я редко запоминаю сны.

— Вот они, мужчины! — патетически воскликнула Кит. — Это вы низшая форма жизни. Живете в настоящем, как собаки с кошками.

— Ладно, ладно. Мне пора идти. — Дэниел сдвинулся на краешек стула и принялся возиться с пряжками и клапанами своей куртки.

— Ну разумеется! Не медли, о дитя фортуны, тебя ждет очередная бесценная консультация! Женщина, можно сказать, душу ему изливает, а он, естественно, удрать намылился!

Дэниел робко улыбнулся, встал, чуть поклонился у двери.

— Могу я навестить вас снова, мисс Кэтрин?

Кит тряхнула головой, отчего волосы взметнулись над плечами, о негромко зарычала. Дэниел поспешил захлопнуть дверь. Кит опустилась на стул и замерла, обхватив себя руками за локти. Она чувствовала, что слезы подступили вплотную. И не понимала, с чем это связано.

К тому времени Кит провела дома уже добрый десяток дней. Поначалу все шло как обычно: Эмма встретила ее на железнодорожном вокзале Нориджа. Обязательный чай у тетушки был неплохим способом снова влиться в семью. Но на сей раз Эмма выглядела какой-то отстраненной, поглощенной собственными мыслями и пребывала в дурном настроении.

— Что случилось? — спросила Кит. Наверное, тоскует по Феликсу, подумалось ей, чувствует себя одинокой.

Едва она ступила на порог Ред-хауса, на нее обрушилась тяжесть семейной атмосферы. Хотя нет, не обрушилась и не тяжесть; правильнее было бы сказать, что эта атмосфера мгновенно запустила в нее свои щупальца. Стылая пелена растерянности и отчаяния… Ей сразу почудилось, что в доме происходит что-то плохое и глупое, наступает медленно, неотвратимо, что-то такое, чего домашние не в силах постичь.

Эта атмосфера высасывала силы; Кит ощущала себя уставшей, смертельно уставшей. Из Лондона она уезжала относительно здоровой и крепкой, разве что присутствовало опустошение, вполне обычное после экзаменов. Строишь планы, думаешь, вот получу бумаги и учиню то и это — а потом не делаешь ничего. Превращаешься в ракушку, внутри которой мышцы, утомленные усилиями. Ожидаешь наслаждения свободой, а понимаешь, что заперта в привычном теле и вынуждена подчиняться привычной рутине; ждешь облегчения и счастья, а получаешь повседневную скуку, беспросветную хандру, извращенную тоску по тем дням, когда корпела с утра до вечера над книгами, делала выписки и засиживалась до рассвета.