Хилари Мантел - Перемена климата

— Я восхищаюсь вами, миссис Гласс, — произнес Ральф. — Вы живете той жизнью, в ценность которой верите.

Она потупилась, покраснела.

— Спасибо, Ральф. А что, вы живете иначе?

Пасхальные каникулы закончились. Кит вернулась в Лондон на последние несколько недель занятий. Робин возобновил учебу в нориджской школе: каждое утро он вставал рано и по утреннему холоду шел милю до перекрестка, где дожидался первого автобуса. Родители думали, что эти страдания окупятся сторицей: Робин мечтал стать врачом и уверенно шел к цели. При таком выборе профессии, к слову, было странновато сознавать, что в мальчике почти напрочь отсутствовало человеколюбие. Смену времен года он отмечал сменой спортивной формы; вот и теперь, с наступлением весны, запрятал на чердак хоккейную клюшку и достал набор для крикета. По выходным он катался на автобусах по всему графству, играл тут и там, а домой возвращался в воскресенье вечером, довольный или грустный, в зависимости от результатов матчей — поражения повергали в уныние, зато от побед его щеки розовели, и он становился копией своего отца в молодости. «Шестьдесят пять очков за первые двадцать оверов, — рассказывал он, — а потом мы ускорились, добыли несколько ранов подряд и закончили сразу после полдника с пятью уикетами [30] Крикетные термины: овер — серия из шести подач; ран — результативная подача (пробег отбивающего из одного конца площадки в другой); уикет — калитка из трех деревянных столбиков, зона ответственности отбивающего, число разрушенных калиток учитывается, но не влияет на общий результат матча. . «Кто-нибудь понимает, о чем говорит Робин?» — обычно спрашивала Анна, не скрывая своей радости за здоровье и простые интересы сына, за его очевидное внешнее сходство с тем молодым человеком, которого она когда-то знала.

— Господи боже, я никогда таким не был — ворчал Ральф. — Мой отец считал крикет прихотью Высокой церкви. Как по-твоему, Робин когда-нибудь образумится? Допустим, он станет хирургом, будет оперировать на сердце, и однажды ему понадобится сделать трансплантацию, а на этот день назначат — как это? — отборочный, что ли, матч. Что тогда?

Эмма, опираясь на собственный опыт, уверяла:

— Из Робина выйдет отличный врач. Он не станет думать только о работе, и это ограничит урон, который он будет способен нанести.

Ребекка же в первый день после каникул отправилась в школу, до которой было две или три мили, на велосипеде. Красивая, милая и немного угрюмая девочка достигла того возраста, когда семья начинает раздражать. Ничего, скоро это раздражение уляжется.

Утром в понедельник, через неделю после возобновления занятий, Джулиан спустился в кухню, сжимая в кулаке ключи от машины.

— Я тебя подвезу, — сказал он сестре. — Оставь свой байк дома.

Ребекка от неожиданности уронила ложку в миску с хлопьями, расплескав молоко по столу.

— С чего вдруг такая забота? И как мне прикажешь домой добираться?

— Я заеду за тобой на обратном пути.

— На своем так называемом авто?

— Ну да.

— А если я не хочу?

— Бек, в жизни часто приходится делать, что нужно, а не что хочется.

Ребекка села прямо и бросила с вызовом:

— Кто бы говорил!

Джулиан не поддался:

— Давай, доедай скорее. И не спорь, пожалуйста.

— Что скажут мои друзья, когда увидят меня в этой развалюхе? — Она закатила глаза и ткнула пальцем, имитируя реакцию одноклассников. — Всю неделю за спиной смеяться будут. Я сделаюсь посмешищем. Нет, па… Как это сказать? Ну, когда тебя все избегают?

— Парией, — подсказал Джулиан. — Пошли, сестренка.

Ребекка поняла, что он не отступится, что брат настроен серьезно. Интересно, почему? Девочка повернулась к матери и жалобно проговорила:

— Мама, я не хочу ехать с ним! Можно, я не поеду?

Анна была занята тем, что запихивала грязные полотенца в престарелую, но по-прежнему темпераментную двухбарабанную стиральную машину.

— Пусть Джулиан тебя отвезет. Погода противная, на улице холодно. Не упрямься, лучше поблагодари брата.

Надувшись, Ребекка натянула куртку, застегнула молнию, схватила со стола ланчбокс и двинулась за братом.

— Когда приедем, ты остановишься за углом, чтобы никто не видел…

Дверь за ними захлопнулась.

Когда Джулиан вернулся, Ральф разговаривал по телефону с Лондоном, пытаясь уладить очередные проблемы в хостеле. Дверь отцовского кабинета была распахнута, и до Джулиана доносились обрывки разговора. «Мне тут пришло в голову, — говорил Ральф, — что у нее самой денег на это не хватило бы, уличные цены весьма высоки, поэтому нужно выяснить, где она добыла недостающие средства». В ответ в трубке что-то неразборчиво, но встревоженно прокурлыкали. На кухне приплясывала и дребезжала стиральная машина, словно изображая пародию на старческий гавот.