Светлана Фетисова - «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»

Во время всего разговора Эльвирино поведение было вызывающе похабным; она положила ногу на ногу и покачивала ими, она поводила плечами и изображала «обольстительные» улыбки, но все напрасно. Ни дать, ни взять слепая проститутка на базарной площади, хлопочет почем зря, а вокруг никого. То, что у юной девушки выглядит прелестным кокетством и с годами превращает зрелую женщину в обольстительницу, у женщины после сорока пяти выглядит жалким и смешным. Как можно «строить глазки» когда у тебя вся биография в мешках под этими глазами, это почти то же самое, что надеть мини-юбку, открыв миру чудовищно кривые ноги.

Александр разглядывал эту похотливую самку, казавшуюся совсем незнакомой, и удивлялся тому, что когда-то она смогла в свои сети заманить и его. Ведь все осталось прежним: ужимки, приемчики, и сама она осталась прежней, только в весьма потрепанной оболочке. В какое-то мгновенье ему захотелось думать, что она все знает, но иначе не умеет жить и защищаться. Это был блеф, просто тем самым он пытался оправдать ту мозговую тучу, что закрыла ему глаза и заставила на ней жениться. Что было, то было. Теперь ему предстояло еще нечто более ужасное.

Алекс протянул Эльвире сложенный листок бумаги и увидел, как вздрогнула ее совесть. В принципе, на этом можно было и закончить, но спектакль не может закончиться без эффектного финала. Эльвира напрягла свои лицедейские способности.

— Что это, пупсик? Ты написал мне письмо? Я надеюсь, оно про любовь?

— Нет, оно про ненависть. Я не понимаю, что плохого тебе сделала моя мать?

— О чем ты? Какое…

— Не кривляйся. Я не спрашиваю, ты ли писала эту гадость, нет. Я тебя как человека спрашиваю: за что?

— За что, за что… Да просто так.

Тон Эльвириного голоса изменился кардинально, из карамельно-целлулоидного превратился в склочно-коммунальный. Марк, все время молча стоявший возле двери, переступил с ноги на ногу, и отчаянно заморгал, будто взволнованный пингвин.

— Твоя мамаша — глупая наседка, она мне всю жизнь загубила. Она всюду совала свой нос…

— Когда, сейчас?

— Не-е-т, тогда.

Как говорится, «комментарии излишни». Ну что с нее возьмешь?

Когда в голову Александра только пришла мысль о том, что это трагическое письмо могла написать Эльвира, он жаждал правды, публичного покаяния и даже собирался лишить ее той доли наследства, которую он отписал ей в последнем завещании.

Но сейчас, получив свою вожделенную правду, он ощутил опустошение и усталость, ему даже не важны были подробности предательства, он понимал, что правда не способна что-то изменить, вернуть человека к жизни.

— Сама все «сю-сю-сю», а за спиной строила козни. Она упекла меня в наркологическую больницу…

— Все. Этого вполне достаточно, Марк, будь любезен, отведи Элю в комнату.

Марк дернулся, тут Эльвира схватилась за спинку кровати.

— Нет уж, хрен. Хотел знать правду? Я скажу. Твоя мать поила тебя отворотным пойлом, чтобы ты…

Алекс подумал, что ее надо лечить, но не в наркологическом диспансере, а в психбольнице.

— Иди с миром. Не надо, не унижайся.

Эльвира как-то обмякла и опустила руки. Марк подошел к ней и мягко взял под локоть. Она послушно встала и пошла, у двери обернулась.

— Если бы у меня была еще одна попытка, еще одна…

И ушла.

Александр так и не понял, о чем она, да и не собирался вникать. Он устал.

Александр был доволен, тело баюкала приятная расслабленность, душу грели правильные поступки, а все оттого, что наросшие на сердце тяжелые камни, мешавшие ему дышать полной грудью, были удалены серией удачных операций. Мир, который он создал в результате, ему нравился. Наконец-то наступило перемирие с самим собой. Да и во всем доме наступило умиротворение.

После сна Алекс принял по очереди всех своих гостей и с помощью Марка удовлетворил их чаянья. Как приятно, оказывается, делать подарки, кто-то умеет радоваться и выражать свою благодарность, у кого-то просто оттаивает лицо, и то, и другое согревает душу и пробуждает в человеке желание делать добро людям.

Он начал с Эльвиры, поручив Марку купить ей маленькую квартирку в Москве, чтобы у нее был дом и возможность исправить при желании свою жизнь.

Ларисе Петровне с Валентином досталась изрядная сумма денег, каковую они могли использовать, как им заблагорассудится, не дожидаясь смерти Александра.

Ольга отказалась от всего, и Алекс с уважением отнесся к ее позиции, уговорив лишь дать ему возможность оплатить учебу Ани в каком-нибудь учебном заведении по ее желанию. Аня сначала отказывалась, как и мать, но от открывшихся вдруг перспектив голосок ее дрогнул и потерял уверенность, и отец понял, что попал в точку. И хотя юная особа отрицала наличие каких-либо устремлений к заморским знаниям, было очевидно, что с выявлением подобных желаний она тянуть не станет.