Светлана Фетисова - «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»

— Я воспитывала их, как умела. Скажи мне, Алекс, могу ли я чем-либо помочь тебе?

— Можешь. Приходи почаще. Мне будет приятно тебя видеть… и Анютку тоже.

Тишина. Спать. Спать. Спать.

Какое это чудо — солнечный свет, он ласкает глаз и врачует душу.

Да здравствует солнце! Оно делает мир объемным, выгоняя плоскую серость из потайных углов, заменяя ее бархатной тенью. Неутомимые труженики солнечного войска бесшумно исследуют поверхность за поверхностью, придавая краскам тысячи оттенков. Даже пыль в пронзительных лучах приобретает благородный характер. Каждый предмет под ласковым прикосновением солнца раскрывает свои лучшие качества, что-то блеснет былой позолотой, что-то сквозь серую паутину пыли проявится неожиданным узором.

Небольшая когорта солнечного войска исследовала шершавую стену дома напротив, она медленно двигалась от угла к окну, не пропуская ни одного кристаллика пыли. Дойдя до проема окна, свет проник вглубь, прошив пространство комнаты золотыми нитями. Предметы, рабы закрытого пространства, встречали солнечное войско с радостью, отвечая бликами на их вторжение. Вот вазочка своим пузатеньким бочком отразила луч, зеркало подхватило эстафету. Все, кому не досталось прямого солнечного света, довольствовались этими случайными подарками.

Неторопливая игра света завораживала, затягивала в свой тягучий ритм. Хотелось, не задумываясь, окунуться, подчиниться гармоничной светомузыке. Печальный диссонанс между окружающей безмятежностью и внутренним тревожным ожиданием непримиримо препятствовал гармонии.

«Загадочна человеческая душа! Еще вчера мне казалось, что мир рухнул окончательно и бесповоротно. В серой и промозглой Москве так органично было страдать, там это казалось естественным. Но вот выглянуло солнце… и что же? Я вижу, что мир жив и будет жить, дети смеются, голуби воркуют, значит, все нормально. А где же та безысходность, что вчера так терзала меня? Гляжу внутрь, здесь, она никуда не делась, просто ее заглушило солнце. Все на месте, все острые предметы: тоска, боль, одиночество, только их залило солнечным желе. Они по-прежнему опасны, но находятся в состоянии призрачного покоя».

Слишком темные стекла очков, немного приглушали солнечную вакханалию и давали возможность Вике окунуться в свои мысли.

«Вроде бы мне хорошо, комфортно, сейчас я вроде бы сделала все, что хотела: бросила работу, оставила всю пошлую жизнь и впереди меня ждет долгое путешествие, что может быть прекраснее, чем сбросить старую дырявую кожу и ждать превращения, но… и это „но“ мешает мне переступить заветную черту».

Взрыв хохота заставил Вику вздрогнуть и обернуться, за соседним столиком две девчонки-подростка ухахатывались над чем-то, одним им известным. Судя по лихорадочному румянцу и бегающим глазам, повод для смеха им предоставил противоположный пол. Вика растянула губы, это должно было означать улыбку, но выглядело неубедительно. Все равно ей было приятно, что у кого-то все еще впереди. Она вернулась к своим мыслям и давно остывшему кофе.

На малюсеньком круглом пятачке стола теснились: пачка сигарет, блюдце с початым пирожным, бокал минеральной воды, утерявшей свой тонус, и еще одно крохотное блюдце с дольками лимона. В атавистическом сознании Вики еще жила потребность в реквизите, якобы защищавшем ее долгое мечтание на этой террасе небольшого кафе.

«Наш» человек в общественном месте, тем более заграницей, должен есть и пить, еще курить, просто обязан, даже если ему не хочется, таковы люди старой советской закваски, которые чувствуют себя комфортно только на собственной кухне, да и то когда никто не видит. Вот такой мощный комплекс, который не смогли победить полтора десятка лет вполне буржуазной вседозволенности.

Сегодня Вика позволила себе надеть зеленое, этот цвет всегда украшал ее, придавая серым глазам малахитовый оттенок. Ей, конечно, не интересно было чужое внимание, ей было ни до кого, именно поэтому она предпочла зловещему черному одеянию спокойствие зеленой листвы. Из черного на ней остались только очки, скрывавшие от любопытных глаз ее печаль.

Для постороннего наблюдателя она показалась бы скучающей женщиной, одетой немного элегантнее, чем позволяла будничная суета городских улиц, но при этом совсем не похожей на вечно копошащихся и фотографирующих туристов.

Кстати сказать, ее попутчики уже успели посетить готический собор и сейчас наслаждались дегустацией вин, от которой Вика отказалась, чтобы побыть наедине со своими мыслями.