Андрей Латыголец - «Годзилла»

Вышли с Гораевым к курилке. Он не курил, а я злобно затянулся. Пока закончил, все заступающие по «стелсу» из других подразделений разошлись и мы остались одни. Утро было морозным и совершенно ничего не хотелось делать, а уж тем более куда-то идти.

— Пойдём? — спросил у меня Гораев.

Ответственного над нами не было, делай, что хочешь.

— Не знаю, пошли что-ли.

Мы и пошли, и наткнулись на встречу дежурного по штабу с командиром части. Ещё из дали завидев подъезжающий к штабу «уазик», лишь прибавили шаг.

За метров пять нас остановил окриком командир части полковник Бегунков.

— Кто такие?!

— Вторая рота охраны, — робко пояснили мы.

— Где ответственный?

Мы пожали плечами. От куда нам было знать, что с курилки нас должен был забрать прапорщик из ППУ, который к нам не явился, а бывалые бойцы разошлись раньше нашего, за что безответственный прапор был тут же снят с наряда и посажен на кичман. Всё строго и с вытекающими.

— Бегом марш в столовую! — скомандовал дежурный по части и мы, как пугливые зайчата, умчались прочь, пока не успели запомнить наши заспанные лица.

В столовой растерянный прапорщик обругал нас, как последних подонков, снял с себя белый халат и уходя, сказал напоследок:

— Ничего, земля круглая, а служить вам ещё полтора года, обязательно свидимся и не дай вам бог заступить со мной в наряд!

Служить нам оставалось чуть меньше года и пересечься с прапором, к счастью, нам не представилось возможным, хотя в те минуты его слова звучали, как приговор.

Нового прапорщика провинившийся прапор немного науськал и нам с Гораевым выделили самое худшее место в наряде — мойку. Пришлось мыть посуду. На мойке стояло пять умывальников. В первый сбрасывалась грязная посуда, где её очищали от остатков пищи, потом сбрасывать во второй с чистой водой. От туда в третий с моющим средством, далее в четвёртый, где чистая посуда ополаскивалась и отправлялась в пятый финальный умывальник под пар. Следующим жестом посуда вытиралась чистым полотенцем и выставлялась на специально отведённый для этого стол, от куда погружалась на тележки с протвенями и отправлялась на склад хранения, что располагался в соседнем помещении. Принимать посуду около специального окошка-отстойника, куда на подносах её сносили откушавшие бойцы. Всего на мойке было задействовано пять солдат. Один на приёме у окошка, второй на первых двух умывальниках, ещё два на остальных и один на погрузке тележек. Меня закрепили на первых умывальниках, Гораева рядом на двух последующих.

Завтрак начинался с 7:15 и продолжался до 8:15. Целый час, я почти не разгибая спины, корчился над мойкой, принимая и ополаскивая тарелки с объедками, вилки и стаканы. Спина болела, а гора посуды только увеличивалась.

После помывки нас отправили полатёрить полы в складских и смежных помещениях столовой. Позавтракали мы с Гораевым только к девяти. Завтракали холодным пайком. Потом нам нашли работу до обеда. Отправили на «долбаны», а от туда на мусорку за «стелсом», подметать двор.

В наряде в течение дня нас с Гораевым всё донимал наглый «пэпэушник» из «фазанов». Меня уже изрядно подбешивали его попсовые песни, которые он включал на телефоне и гомзато, мимо нот им подпевал. Он постоянно указывал нам, что делать, пренебрежительно нас подгоняя.

В роте дембеля ещё в первые дни чётко нам растолковали, что слушаться мы обязаны только своих, а все остальные смело могли идти лесом.

По началу я спускал на тормоза рьяные замашки «пэпэушника», но ближе к обеду он перешёл все границы и, бросив в меня черпаком, указал полатёрить раздаточную.

— Если бы мы сейчас были на гражданке, я бы как следует отделал тебя, мудак, — потеряв всё смирение, смело заявил ему я.

— Так давай сейчас, что, зассал? — спровоцировал меня на драку этот прыщавый хлыст.

Тут уж следовало либо отвечать за свои слова, либо покорно съесть все его угрозы. Меня сорвало с петель, я вспомнил все пережитые обиды и с ноги пробил ему в грудь «штопора». Он отпрянул к кастрюлям и едва не развернул на пол горячий кисель. Не ожидая такого исхода, «пэпэушник» налился краской и в бешенстве с кулаками бросился на меня. Ничего не стоило перекинуть его через бедро, так что он беспомощно вылетел к раздаточной, проехавшись задницей по бетонному полу. Тут же к нам вылетел прапорщик и разогнали по углам.

«Пэпэушник» больше не залупался.

А в обед начался настоящий ад. Тарелок было втрое больше, я разбил несколько штук, от чего в итоге прапорщик отправил нас полатёрить раздаточную, причём несколько раз развернув ведро с водой по всему полу.