Андрей Латыголец - «Годзилла»

В перерывах межу проверкой пропусков ефрейтор Едловец рассказывал мне разные байки и успокаивал по поводу службы.

— Всё будет хорошо, ты не волнуйся, быстрее бы «деды» ваши ушли, а мы вас трогать не будем. Зачем нам это надо? Нас мучили, издевались, а мы своим периодом сразу решили, никого не чеплять. Пацаны, вроде, нормальные все.

Через два часа за нами приехал «уазик», на пост заступил «дед» Крюгер.

Обратно по дороге Шмель мне сказал:

— Давай ка, боец, спой мне дембельскую.

Я радостный от происходящего и от того, что попал в караул, зычно запел «уезжают в родные края». Шмель сидел на переднем сидении рядом с водителем и, похлопывая по своим коленям, подпевал мне эту известную песню, разглядывая в окно проходящих молодок.

— Я домой скоро, сучки, готовьте свои карданы! — открыв окно, прокричал он в сторону компании девушек.

По прибытию в караулку уже привезли обед, и я не спеша отведал горячего пайка. Гораев с Лесовичем недовольно мыли пол, сменяя в тазиках грязную воду, и по их лицам было заметно, что им давно успела опротиветь вся эта возня и изрядное поддержание порядка.

День пролетел очень быстро. С ужином прибыл комбат Рысюк, вызвал парочку караульных из числа «фазанов» и опросил у них статьи.

С наступлением ночи в караулке стало веселее. Все смотрели телевизор, играли в нарды и мне всё больше нравилось это место.

В ночь на пост меня поставили одного. Чугунные ворота закрыли, и Шмель разъяснил по какому маршруту необходимо делать обход. Пояснил, что каждые пол часа надо отзваниваться в караулку с докладом об обстановке.

Маршрут был простым: от караульного стакана внутрь дворика, в котором находилась одноэтажное строение с приёмом на случай сабантуев особо важных гостей и радистская станция, подле неё курилка. Проходя строение, следовало зайти под арку, за которой располагалось второе крыло корпуса, потом на лево ко вторым запасным воротам, идентичным первым, только затворённым на толстую цепь с замком. Около ворот находился резервный телефон. От ворот повернуть обратно и пройти вперёд к дверям входа в штаб. Рядом со штабом за чугунным ограждением ворот находился кабак «Сваякі», в который съезжалась вся минская богема и в позднее время суток там во всю гремела музыка, от чего было только веселее и не так уж жутко бороздить просторы поста. За входом в штаб дорожка сворачивала на право и по узкой тропинке вдоль низкого забора, за которым стояли жилые строения сталинских хибар, огибая штаб, снова приходилось выходить во внутренний дворик, шагая по направлению к стакану. Весь маршрут, если идти не спеша, составлял около пяти минут. Я оставлял на снегу следы, которые за два часа превратились в длинную полосу моей тропы, непрестанно глядя на звёзды, и предаваясь грустным мыслям полнейшего одиночества, тоски по родным и близким.

Ближе к пяти утра, когда в караулке настало сонное царство: «деды» спали в отдыхающей, «фазаны» рубились где попало — мы со своим периодом клевали носами в бытовке, держа для приличия в руках уставы. Дремали по очереди, сперва Гораев с Лесовичем, потом я с Гурским и, едва заслыша шаги приближающегося тела, будили друг друга ударами по подошвам берцев, выставленных вперёд ног товарищей или издавали отхаркивающие звуки.

Назад в роту ехали полностью опустошёнными, со стеклянными глазами и я вспоминал, как на гражданке мог не спать всю ночь, пребывая в пьяном угаре на концертах, адовых «флэтах» или какой-нибудь вечеринке, но с твёрдым осознанием того, что по приходу домой буду отсыпаться целый день. Здесь же мне предстояло, сменившись с наряда, ещё до вечера хлопотать по роте, убирать снег, жать на «физо» и заниматься другими нелицеприятными обязанностями. Не знаю на сколько я успел похудеть, но по животу это было заметно сразу, а на лбу появились морщины.

***

На вечерней поверке зачитали список фамилий, заступающих в очередные наряды. Нас с Гораевым поставили по «стелсу». В то время я ещё совершенно не представлял, как можно было смениться с наряда по караулу и практически сразу пойти в наряд по столовой. Вера уверял, что караульные неприкосновенны, но потом кто-то из «фазанов» разъяснил, что «дедушкам» в лом работать и они попросились у дежурного по роте заменить себя на нас, тем более на построении был молодой и неопытный Секач, который ещё не успел вникнуть в курс дела.

С утра, за час до общего подъёма, нас разбудил дневальный. Совершенно не выспавшись за эти двое суток, мне хотелось реветь благим матом или просто выть от несправедливости, забыв про всякое мужество и силу воли.