Александр Гуров - Короткая зима

«В целом, эта информация о её якобы жизни, конечно, и яйца выеденного не стоит, — подытожил свой рассказ гость. — Даже если описать всё до секунды. Потому как никто на самом деле и не знает, как ей удаётся избегать всех до одного соблазнов, присущих тебе или в какой-то пустячной, незначительной мере даже и мне. Ясно только одно — в скорлупе Улы зарождается новая, никому не ведомая жизнь, но никак не хочет оттуда выходить. И срок инкубации нам пока неизвестен. Но известно, что вскоре с ней произойдут события, которым она не сможет воспротивиться, и баланс будет обязательно нарушен. Кто знает, какое чудовище тогда появится на свет недоношенным, и это будет уже не чистый эксперимент, хоть и затевали его не мы. Потому я и прошу тебя, Вася, осторожно поддержать её в прежнем состоянии. Ты человек чуткий, ты поймёшь, что нужно делать». «Хорошо, — устав от утренней болтовни, прибауток и чужого общества, согласился Вася. — Я взгляну на неё и приму решение тогда же. Пусть сегодня вечером. Это можно устроить?» «Всё работает, как часы, одно за другим», — отчеканил гость. — В будни по утрам электричка с Улой отправляется в девять пятнадцать, а вечером приходит сюда на станцию в восемнадцать пятьдесят четыре и возвращает назад уже слегка состарившихся пассажиров. Внимательному глазу очень заметно. Это самые популярные электрички. Битком. Ты узнаешь нашу Улу, хотя ничью, — с ухмылкой поправил сам себя гость, — по походке целеустремлённого японского робота и ореолу кудряшек на русой голове». Сделав своё дело, не прощаясь, сомик-Телефонист тотчас схлопнулся и исчез, на столе кроме колы и нетронутого тортика осталась склеенная без швов чашка, придавившая подложенную под неё фотографию. Чашка ещё немного поколебалась, будто раскрученная на ребре монета, теряющая скорость. Но вот и она затихла, и дождь прекратил лить. Вася облегчённо вздохнул, поставил чайник, отрезал большущий кусок от скромного тортика и принялся с любопытством рассматривать оставленный гостем снимок. С картинки на него смотрела бледная русоволосая девушка со множеством маленьких кудряшек — завитков, они словно солнечные протуберанцы выбивались из её головы во все стороны. Запечатлена она была на просёлочной дороге в известной йогической позе Бакасана, и взгляд её был действительно целеустремлён, цель, разумеется, на картинке разглядеть было невозможно, но фотограф хорошо сделал своё дело. Цель находилась где-то внутри Улы. В недоступном укромном месте. Вася бы и сам не сделал лучше.

В восемнадцать пятьдесят четыре Вася уже стоял у железнодорожной платформы, ожидая, когда на него двинется, дробясь о билетные турникеты, масса состарившихся на день людей. Среди них нужно постараться разглядеть Улу. Зрение у Васи было неважное, и он надеялся, что успеет заметить её в быстро растекающемся по домам потоке. Добрая сотня фигур вырвалась из душной электрички на свободу, снова заполняя опустевший микрорайон. При всей своей непохожести они колыхались как единая волна, переступая с ноги на ногу чуть влево, чуть вправо, чуть влево, чуть вправо. На этом привычном фоне только одной фигуре удавалось идти прямо и каким-то чудом не вилять из стороны в сторону. Девушка, лица которой Васе пока не удавалось разглядеть, двигалась строго по прямой, выбрасывая себя исключительно вверх и вниз и не отвлекаясь на боковые амплитуды. Одета она была в лёгкую бежевую курточку космического пошива и подвёрнутые снизу джинсы фасона «Бойфренд», на ногах у неё красовались лакированные британские ботиночки. Корпус наклонен сильно вперёд, чтобы добраться до дома на мгновенье раньше отсталых ног.

Огромное степное солнце пылало над горизонтом, где-то вдалеке по сторонам рождались и тут же рассыпались в прах неясные безымянные тени. Всё было как всегда, только одна из теней на этот раз не стала рассыпаться и не исчезла, как ей настоятельно рекомендовалось. Появившись, тень осталась стоять на прежнем месте. Да и не тень это вовсе. Ула ускорила шаг. Перед ней возвышался могучий человек с рыжей бородой, в зелёной одежде и кедах на босу ногу. Фигура его казалась немного тяжеловатой и грузной, но было заметно, что лёгкая взбалмошная сила пульсирует в его руках, и ум его не знает равновесия. Взгляд его серых глаз был спокоен и добр, он как будто всегда был здесь и не мешал солнцу вставать и садиться, как ему заблагорассудится. «С ним можно иметь дело. Может быть, он просто захочет идти рядом. В конце концов, я могу иногда с ним разговаривать. Это не нарушит ничего. Я чувствую. Это моё место».