Александр Гуров: Исповедь «вора в законе»

Мафия, организованная преступность, рэкет… Эти слова сегодня едва ли не самые распространенные в нашем обиходе. Ими обозначают явление, с которым мы столкнулись буквально в последние годы, для которого, как прежде считали, не было в нашем обществе социальной почвы. Так же, как для преступности профессиональной. И тем не менее «воры в законе» стали у нас реальным фактом.

Авторы задались целью проследить истоки, причины зарождения отечественной мафии, взявшей на вооружение многое из арсенала профессиональных преступников тридцатых — начала пятидесятых годов, в том числе их законы, атрибутику, но по существу имеющей с ними чисто внешнее сходство.

В основу глав, обозначенных нами как «Исповедь», положен документальный материал — записки «вора в законе» старшего поколения, который более четверти века провел в местах лишения свободы, подлинные письма и обращения к «братству» преступников новой формации. Нам представлялось важным посмотреть на «законников» прежних лет глазами нашего современника, отступив от бытовавшей долгое время традиции считать их какой-то серой, безликой массой, попристальнее вглядеться в их лица, порой такие непохожие. Это важно еще и потому, что многие из воров-профессионалов той поры — жертвы не только войны, голода, но и безжалостных жерновов сталинского режима, подминавших под себя всех без разбора.

Клички и имена отдельных персонажей по разным причинам изменены. Однако в большинстве случаев они подлинные, что, на наш взгляд, помогает с большей достоверностью воссоздать события прошлого, традиции и колорит воровского мира Москвы.

— Ну, ни пуха, Лихой! Для такого, как ты, — дело пустяшное. Хотя, конечно, будь осторожней. Дипломат крепче держи, не потеряй.

Отвечать на эти слова я не стал, уловив в них фальшивую ноту. Да и было бы кого слушать. Обидно, но факт. Я, известный карманник, «вор в законе», должен выполнять инструкции какого-то холуя. Из породы тех, кого нынешние «законники» презрительно именуют «шестерками». Смех, да и только…

Дверь квартиры тихо захлопнулась, я вызвал лифт. Возле подъезда наметанным глазом огляделся по сторонам. Ничего подозрительного. И только тогда направился к трамвайной остановке.

Я мог бы сразу сесть в такси, но Сергунчик — так звали этого холуя — настоял, чтобы вначале ехать на трамвае, и обязательно с пересадкой, проверяя, нет ли «хвоста». Выходит, Сизый просто трепался, когда говорил, что риска никакого.

Сизый… Хорош голубок. Да нет, скорее — гусь. Поначалу к нему вообще не хотели меня пускать. Есть, мол, опасность провалить «блатхату». Тогда я сказал, что должен передать Сизому личный привет от его знакомого, который отбывал со мной срок. Соврал, конечно, но — подействовало. И в конце концов я был допущен пред его светлые очи.

По моим понятиям, вилла, подобная этой, могла принадлежать разве что министру либо, по крайней мере, ловкому торгашу. (В наше время пределом мечтаний для «вора в законе» было снять у хозяйки надежный угол). Все говорило здесь о достатке и процветании. Чистых кровей немецкая овчарка, самодовольно обнюхавшая меня в прихожей, дорогие ковры, расставленные вдоль стен стерео, видео, телефон в стиле «ретро» и еще всякая чертовщина. А на стенах — с десяток увеличенных фотографий каких-то красавиц.

Сизый встретил меня почти официально. В кабинете, сидя за письменным столом. Это был сухощавый, спортивного вида брюнет лет тридцати семи. Закралось сомнение: «туда ли вообще я попал?»

— Дмитрий Васильевич, — через стол, небрежно протянул он мне руку. — Слышал о вас, Валентин Петрович. Говорят, виртуозом были в своем деле. Имей я часок, другой, с удовольствием послушал бы ваши байки из забытого прошлого. Но… — Тут он картинно развел руками. — Время для нас — в прямом смысле деньги. Нынче, как говорится, ускорение. Темп жизни другой.

Ошарашенный всем увиденным, я долго не мог прийти в себя. Сизый, очевидно, понял мое состояние.

— Этому антуражу не удивляйся. Действуем вполне легально. Одному из наших воров — светлая голова — пришла в голову отличная идея: организовать свой кооператив. Назвали мы его «Фото на память». Салон на Советской, разъездные мастера. А здесь, как видишь, кабинет председателя. Лучше «крыши» и не придумаешь.