Мы о чём-то весело переговаривались, до наших окопов оставалось ещё под двести метров, боец позади весело, урывками что-то рассказывал про вчерашний бой, — и тут поодаль от нас, не слишком близко, но и не слишком далеко, из земли вырос красивый, размашистый столб пыли.
Ни взводный впереди, ни этот, с пакетами, позади — не шелохнулись, шли как шли; кажется, они просто ничего не заметили.
— Ау, бойцы, — это кто нас приветствует? — спросил я с некоторым сомнением. — Это наши нам так рады, что сдержаться не могут?
Два столба поочерёдно выросли по направлению к нам, и только тут идущий впереди взводный закричал что-то.
Ага, я и сам догадался, что пришла пора ложиться.
Я упал, привычно раскинув ноги на ширину плеч и приняв вес на правую полусогнутую, спружинившую. И понял, как глупо всё.
Похоже, по нам работал КПВТ, крупнокалиберный — 14,5 мм — пулемёт мастера своего дела Владимирова. Расстояние, судя по всему, было немалое — но он уже почти пристрелялся: пыль, как-то даже празднично, взлетала слева от нас на расстоянии уже метров в пятнадцать.
Характерно свистнуло над головами. Что это, кто? Если нормальный снайпер, с трёхсот метров, то, скорей всего, попал бы. Если плохой — у него время есть, чтоб приноровиться: мы лежали посреди поля, как чудесные дураки.
Глупо, глупо, глупо… и назад глупо — мы уже три четверти пути прошли, и вперёд далеко. И в сторону нельзя — на своих же минах и подорвёшься.
Мы поползли.
Метров через тридцать я понял, что мне всё это не нравится, что всё это мне ужасно надоело, что я прямоходящий человек, а копошусь тут.
И зачем я столько пил. И зачем я столько курил. Последние двадцать лет: зачем.
И вообще.
Почти прямо по курсу снова вырос высокий, мне по плечо, если встать, столб пыли — две длинных травины станцевали, как две птицы с тонкими длинными шеями.
Из этого ствола можно самолёты сбивать, главное — попасть, из него по броне бьют, — а я что, танк? Если пуля из КПВТ попадает в руку — рука улетает целиком. Если в голову — голова превращается в брызги. От такой дуры не бывает лёгких ранений, бывает лёгкая, но неопрятная смерть.
А вчера, между прочим, я катался на яхте, смотрел на горы, вкушал изысканную югославскую кухню, для меня пели небывалые музыканты — «…только пули свистят по степи…» — и президент вставал, чтоб чокнуться со мной, а Эмир смотрел ласково, — а теперь я ползу.
Между прочим, на четвереньках гораздо проще.
Злой впереди отлично управлялся по-пластунски, я, ленясь, встал на карачки — но тут же услышал явственный свист над своей бритой в области черепа и небритой в области скул, челюстей, подбородка головой, не очень надёжно спрятанной под шлем; и пал на живот, и лизнул землю.
«Сейчас мне всё-таки попадёт в голову, — думал я отстранённо, совершенно спокойно, буднично, ничем не взволнованный. — Попадёт в голову, и будет некрасиво».
Я задрал башку и посмотрел в сторону наших окопов. Они были по-прежнему далеко.
Подумал, что надо запросить позиции, чтоб прикрывали, хотя сам понимал: ну, как прикроешь — снайпера, если это всё-таки он, не вычислят так скоро, да и КПВТ не заткнут.
Позиции, тем не менее, догадались — с правого края заработал «Утёс», а с дальнего левого ДШК, именуемый бойцами «Дашкой».
Клали отрывисто, вдумчиво, не наводя ложного шума — а именно что пытаясь понять, где надо придавить, закошмарить. Спугнуть хотя бы.
— С АГС по нашим окопам бьют! — сообщил Злой, обернувшись ко мне; не знаю, как он там разглядел.
Вот ещё и АГС добавился.
— Надо отползать! — крикнул боец позади нас. — Надо отползать!
Я оглянулся назад: в порядке ли Шаман — я его не слышал уже пару минут. Шаман спокойно и деловито полз. Подняв на меня глаза, спросил кивком: что? — я мимикой, не без придурковатости, ответил: ничего-ничего, всё в порядке, ползём.
Шедший последним боец начал быстро сдавать назад. Я увидел разбросанные по обеим сторонам тропки пакеты: рассыпались колбасы и прочие радости — яркие этикетки были издалека различимы в пожухлой травке. Видимо, бойцу выстрел прилетел под ноги — и он от неожиданности взмахнул руками.
Я прятался от «Града» — небесная доставка «Града» занимает четырнадцать секунд, можно успеть заныкаться, если есть куда. Мне было куда. Я переживал миномётные обстрелы: тоже неприятно, цепенеешь весь, тупеешь; но пережил: главное, чтоб не 120-й на голову.
Но когда стреляют именно по тебе, из чего угодно, — всякий раз возникают особенные чувства, почти праздничные: вот, снизошли, разглядели, вот я танцую в прицеле, что ему в моём теле, что ему… в моём теле…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу