Игорь Григорьян - Иллюзия

Возможно, в скором будущем технологии шагнут настолько далеко, что человечество начнет производить диски размером с один атом, но одновременно с бесконечной вместимостью. Чем тогда этот диск будет отличаться от того Мира, где мы живем? Да ничем. Может оно уже так и есть, и все парадоксы в науке происходят оттого что невозможно объяснить нарисованный Мир, нет в нем тех незыблемых и постоянных законов, которые человек так пытается отыскать. И ребенку или взрослому, как впрочем и глубокому старику, нарисовавшему свою картину Мира ничего не стоит добавить в него новые детали, а возможно, и стереть ластиком что-то, уже нарисованное, но ставшее ненужным. И почему же тогда, все думающее человечество, после изменения каких-либо исходных данных, начинает бегать с изменившимся от ужаса лицом в поисках объяснений. Что? Как? Почему?

А ребенок продолжает неторопливо рисовать, придумывая новые и новые законы, которые мы никак не можем открыть. Потому что просто не успеваем. Ребенок рисует новое и стирает то, что хочет изменить, то, в чем отпала надобность. Рисует и даже представить не может что где-то там, на двухмерном пространстве белого листа проходит трехмерная, кажущаяся нам, нарисованным людям, реальной, Жизнь. Жизнь с таким же «реальным» понятием как Время. И не может представить ребенок, что люди, которые живут на его листе и в его рисунке уже создали свою цивилизацию, и более того, нарекли ее разумной. И в голове у него не укладывается, да и не может уложиться, что эти же люди создали машины и компьютеры, используя образ и подобие самих себя. И что внутри компьютеров тоже вполне себе может происходить какая-то возня, называемая Жизнью, но уже в безмерном, информационном пространстве, так как нет там ни длины, ни ширины, ни высоты. И вполне вероятно, что все, абсолютно все эти Пространства являются одинаковыми по своей сути, но воспринимаются по разному лишь его обитателями, лишь теми кем они населены. Ведь изнутри всегда все выглядит по разному, но снаружи все одинаково и неизменно. Да и есть ли они, обитатели этих бесчисленных Миров и написанных картин? Возможно они, как и мы, просто нарисованные персонажи какой-то детской сказки, возомнившие себя разумной, и что даже смешно — единственной формой такой непонятной для нас Жизни.

Множество вопросов роилось в моей голове. И значить это могло только одно — ответ где-то рядом. Он бродит в жесткой сцепке с вопросом, как второй атом кислорода в молекуле О2. И проявится он вовремя и тогда сможет прояснить многое. Многое, если не все. Надо просто немного подождать, дать возможность бутону перейти в новое состояние, дать шанс цветку распуститься самостоятельно, ведь произойти это может именно тогда когда необходимо. Вовремя. Необходимо ему самому, а значит и всем нам.

Мягко подкатившись к Агафье Тихоновне, я наблюдал как она выкладывает на стол целую гору различных фруктов. Сам стол, появившийся ниоткуда, очень напоминал тот стол, за которым мы сидели в самом начале нашего знакомства, в столовой зоопарка. Массивные стулья с большими деревянными спинками лишь усиливали сходство.

— Стол, — только и произнес я, словно здороваясь со старым знакомым и погладил гладкую деревянную поверхность рукой. Поверхность, как бы в ответ, погладила мою ладонь своей выкрашенной белым, глянцевой плоскостью, словно отвечая на мое приветствие.

Агафья Тихоновна на секунду оторвалась от сервировки и подняв на меня глаза, спросила:

— Узнаете?

— Узнаю.

— Стол за которым вы уже сидели. Думаю, это немного символично, использовать его же прямо сейчас, когда нам удалось добраться до ближайшей звезды.

— Но это же не конец нашего путешествия? — я затаил дыхание в ожидании ответа.

— Путешествие никогда не заканчивается, — Агафья Тихоновна закончила собирать на стол и жестом пригласила меня присесть, — никогда, — повторила она уверенно, — даже смерть не в состоянии остановить вечное движение, называемое людьми Жизнью.

— Даже смерть?

— Конечно. Смерть — это часть Жизни, а совсем не ее конец.

— Но для меня-то все как раз и остановится с моей смертью, не так ли?

— Вы думаете? — она взяла со стола ананас и ловко орудуя ножом, разделила его на части, — вы думаете ваша смерть — это конец всего вашего существования?

— Я не знаю.

— Давайте рассуждать логически. Вот ананас, который мы сейчас съедим. Жив он или мертв — нас сейчас не интересует. Нас интересует только одно — он был и его не стало. Закончилась ли его существование на этом?