Сергей Яковлев - Советник на зиму

В тот день вышла на работу Алиса. Вечером она ожидала в коридоре Низговорова, чтобы получить от него указания по уборке квартиры — так велел ей сам Бабулян. А Низговоров с утра мучился угрызениями совести (все-таки неблагодарно обошелся с Анной), но не только: хорошо размявшееся накануне тело требовало достойного продолжения. Так что об уходе Анны он уже и жалел, с тоской думая по дороге домой о предстоящей ночи… Поэтому с особенным интересом пригляделся к новой уборщице: еще молодая, полнотелая, с хорошей простой улыбкой на лице. И почему эта женщина когда-то вызывала у него неприязнь?

— Указания? — переспросил Низговоров, отперев дверь и галантно пропуская даму вперед. — Ну какие там указания, кроме того чтобы все было чисто, уютно… Ты ведь умелая и смышленая, по глазам вижу. Симпатичные у тебя глаза, между прочим! Сама лучше меня разберешься. Давай пройдем вместе, посмотрим. Вот здесь спальня. Я сплю один. Совсем один. Понимаешь?

Алиса понимающе кивнула и, глядя в сторону, распустила кушачок рабочего халата. Низговорову понравилось все: и старенькие штопаные чулки, и розовые фланелевые штанишки, которые там, возле проруби, отчего-то возбудили в нем одну только ненависть… Правда, когда Алиса стала стеснительно спускать свои панталоны сразу вместе с трусиками и чулками (по скованным движениям ее он понял, что она давненько не делала этого в присутствии мужчины, может быть, после смерти мужа никого больше и не знала, и сильно теперь переживает), на Низговорова вдруг пахнуло куриным пометом, но он почти не обратил на это внимания. Очень уж вкусной оказалась эта здоровая, истомившаяся без мужской ласки, преданно-послушная и такая милая в своей застенчивости баба…

С Алисой договорились, что она будет приходить убираться через день. По каким именно дням (а точнее, вечерам), Низговоров пообещал сказать ей позже: вначале требовалось уточнить график работы фельдшера.

Наташу он застал на другой вечер и сразу овладел ею там же, в медпункте. Он как будто переродился, стал другим человеком, как будто даже сменил внешность: уже при первом взгляде на него Наташа, прежде такая церемонная, все поняла и торопливо щелкнула дверным замком. А когда он поднял ее, томно постанывающую, с кушетки и немного привел в чувство — даже попрекнула, зачем не приходил так долго: оказывается, после памятной первой встречи, когда он не слишком успешно попытался ее соблазнить, а вернее, сам не устоял перед соблазном, она ждала его каждую смену.

Скоро установилось правильное чередование, которое Низговорова вполне устраивало. Алиса была отзывчива и щедра на простые ласки (к запаху ее он притерпелся и даже находил в нем определенный шарм). Наташа — прихотлива и бесконечно элегантна. Когда она приходила к нему, он не уставал восхищаться ее походкой, ее жестами, ее выучкой; а однажды, проводив ее до туалета и невольно придержав дверь, пока она, оглядываясь, одной рукой опускала сзади себя на унитаз пластиковую дощечку, а другой уже тянула кверху тесную юбку, он был настолько заворожен красотой и жизненностью позы, что впервые за все дни в башне вспомнил о своем настоящем призвании и упросил ее замереть так, потерпеть немного, пока он сбегает в комнату за бумагой и ручкой. И долго рисовал ее в простом блокноте для записей, присев на корточки в замусоренном туалетном углу. Сначала такую, какой она застыла по его просьбе: вздернутая юбочка, тревожный разворот головы, напряженная шея — как бы не решается начать, повинуясь древним инстинктам, осторожничает, прислушивается, не прячется ли там кто за кустами — великолепная породистая молодая самка, девушка во всем роскошестве своих природных сил! Потом, когда уже ей, бедной, стало совсем невтерпеж, — сидящую на унитазе по малой нужде (Наташа не жеманилась, все исполняла с невозмутимостью и простотой, достойными восхищения). Потом как она вставала, промокала себя туалетной салфеткой, как подтягивала (немного по-детски) трусики, как, развернувшись назад, спускала воду…

В тот вечер она взяла в рот. С Низговоровым это случилось впервые, но никакого особенного ощущения он не испытал. Все оказалось гораздо будничней, чем в мечтах. А когда, уже в конце, Наташа неосторожно заглотнула сперму и быстро отвернулась от него, закашлявшись, он подумал, что насилие над женщиной, а тем более ее унижение, наверное, вообще не могут доставить ему удовольствие, такая уж у него, Низговорова, натура, и что самое правильное — ничего не отвергая, позволять женщинам делать то, что им самим нравится: большего для себя он от них все равно никак иначе не получит.