Сергей Яковлев - Советник на зиму

— Зенки? — Викланд попал в новое затруднение.

Несговоров невольно улыбнулся. Ему нравилось, как Маранта хулиганила.

— Моя Даша в таких случаях говорит «разуй глаза», — сказал он.

— Вот-вот! — восхитилась Маранта. — Разуйте глаза, господин иностранец! Перед вами натуральный русский бунт.

— Снова бунт? — в тон ей резво отпарировал Викланд. — И не только на площади, как я понимаю, но и здесь? Ваш художник отказывается писать «Кудряшова — на нары»?

— И даже рисовать его собаку, — серьезно продолжил Несговоров. — Если все это фарс…

— Фарс? Погибшие дети — тоже фарс? — накинулась на него Маранта.

— Не знаю. Дайте сказать. То, о чем вы говорили внизу — это важно. Чтобы люди сбросили морок и проснулись, научились сами принимать ответственные решения. Этой цели я готов служить. Но я умею работать лишь с полной отдачей… Истово. Только так, по-моему, можно противостоять повальному глумлению, когда каждый забавляется жизнью, своей и окружающих, как ему вздумается, а в результате все превращается именно в дрянной жестокий фарс…

В запальчивости он повторил слово из напутствия, полученного в башне, и сам поразился перекличке.

— Кажется, я начинаю понимать, — сказал Викланд. — Истово — значит усердно? Просто вы восточник. На Западе художник рисует картину и получает за это деньги. Или какие-то преференции на будущее, как сейчас, когда вам никто, конечно, сразу не заплатит. Свободу, например, к которой можно относиться вполне утилитарно… Это его работа. Но вам, чтобы заниматься искусством безмятежно, требуется решить, как ни мало, две проблемы: во-первых, есть ли на небесах Бог, и, во-вторых, назначил ли он именно вас своим орудием. Это максимализм, но красиво, правда? — Викланд повернулся к Маранте.

— Правда, — согласилась Маранта. — Только не «назначил», а «избрал».

— Да-да, избрал, извините. Ваш Бог не чиновник, это я понимаю. Он заменяет вам демократию. Как это? Пре-су-щест-вляет ее в себе… Но противоречие, кажется, разрешимо? — дипломатично предположил Викланд. — Надо лишь назначить… извините, избрать подходящий сюжет. По-моему, подошла бы «Юдифь». — Тут он озорным взглядом окинул с ног до головы Маранту, стоявшую со свечой, как с мечом. — Красавица проникает во вражеский стан, соблазняет господина Кудряшова и… отрубает ему голову. Эта ножка на голове противника, а? — Он приглашал Несговорова полюбоваться нарисованной картиной.

— Вам не идет повторять базарные сплетни, — рассердилась отчего-то Маранта.

— Нет-нет, вы меня неверно поняли…

— Брейгель Младший! — мечтательно предположил Несговоров, выглядывая в окно. — «Ярмарка с театральным представлением» или что-то в этом роде.

— О! Такую картину придется слишком тщательно рассматривать…

— «Ночная стража»! — сказала Маранта, стряхнув оцепенение обиды и включаясь в игру.

— «Взятие Бастилии», конечно, но это банально, да?

— Муций Сцевола!

— Святой Себастьян со стрелами!

— Нет! — Несговорова осенило. — Просто безымянная голова! Голова, пронзенная стрелами. И еще солдатка, выносящая с поля боя человечью ногу — все, что осталось от любимого. И еще «Победа»: неопрятная изможденная баба с крылышками, по колено в крови, и ей рукоплещут скелеты…

— Ну да! «Иван Грозный убивает своего сына Ивана», — с иронией сказал Викланд, потеряв, видимо, надежду на дельный результат.

Маранта тревожно и странно смотрела из темноты на Несговорова.

— Я знаю, про что вы, — тихо сказала она. — Но тогда уж «Человек огня». Фреска из приюта в Гвадалахаре.

— Да, — сказал Несговоров. — Да, именно эту его вещь я держал в голове и как-то упустил.

«Человека огня» он не назвал потому, наверное, что видел только репродукции, и хотя уже ими был потрясен, но даже самому себе стыдился в этом признаться, а о местонахождении подлинника как-то не задумывался… Сообщение Маранты застало его врасплох. Неужели судьба распорядилась столь гениально? Такая картина должна украшать именно приют, служить тем, кому трудно. Засыпая вечерами и просыпаясь утрами под «Человеком огня», они не посетуют на тяготы текущих дней, не растратят время жизни на пустые роптания, но будут готовиться к светоносному подвигу. И молиться станут лишь о том, чтобы Бог даровал им в решающий час силу, смысл и красоту.

Еще Несговорову показалось, что Гвадалахара как-то связана с Марантой, где-то уже всплывало рядом с ней это далекое звучное имя, но как и где, вспомнить не мог, а спросить — постеснялся…