Сергей Яковлев - Советник на зиму

— Если это случится, — тихо сказала ему Маранта, перейдя на условный, теперь только им двоим ведомый язык, — Даша могла бы побыть… Вы тоже, конечно, если вам это удобно, без мастерской… Хотя оборудовать небольшую мастерскую не проблема… Какое-то время, пока все устроится… Это маленькая квартира, но теперь она, кажется, стала окончательно моей… Я возвращаюсь поздно, мешать вам не буду.

Она была в эту минуту вся как трепетный сгусток жизни — жизнь взволнованного сердца, жизнь струящейся крови, загадочная жизнь нечаянных горячих прикосновений… Несговоров сомлел от счастья чувствовать ее, такую, рядом, и не сразу сообразил, о чем она говорит.

— Вы упоминали вчера о ваших связях в окружении губернатора… Может, через них попробовать?

— Это нужно будет делать, — быстро согласилась Маранта. — Но сейчас я о первых днях… Если все случится прямо завтра… Что бы там ни было, Даша не должна страдать.

Только тут до него дошло.

— Теперь условие за мной, — прошептал Несговоров ссохшимися губами. — Я… Простите, у меня что-то с голосом. Когда говорю с вами, самому тошно себя слушать.

— Каждый ненавидит свой голос как нежеланного свидетеля, — загадочно обмолвилась Маранта.

— Мое условие: если такое действительно возможно… То есть, чтобы Даша и я поселились у вас… То все должно быть по-настоящему. У меня с вами это может быть только по-настощему, насовсем.

Он щекой, ухом, всей кожей ощутил жар ее близкой щеки.

— Я предчувствовала, что вы так скажете, — созналась Маранта. — И почти знаю ответ.

— Но… каким же он все-таки будет… ответ?

— Не торопите. Он именно будет.

— Ваш ответ Кудряшову? — громко поинтересовался Викланд, нагоняя их на площадке. — Надеюсь, после такой тренировки он будет достаточно сокрушительным!

Маранта обошла винтовую лестницу, ведущую к осветителям под купол, и нырнула в низкий проем. За ним наощупь отыскались ступеньки, по которым они в кромешной тьме, стряхивая липнущую к лицу и рукам паутину, взошли на чердак.

При бледном свете зажженной Марантой свечи пробрались через завалы к серевшему во тьме круглому окну. Отсюда открывался вид на площадь. Внизу в разных концах горели большие костры, возле них кучковались темные фигурки. Молодежь перебрасывалась через «линию фронта» снежками. Солдатская цепь распалась и сгрудилась возле своих костерков. Наверх доносились хохот, мат, свист, даже девичий визг, где-то затянули песню:

Чтобы не было грустно,

Порубаем в капусту

Всех врагов с кудряшов-ца-ми!..

— Отсюда можно подсчитать голоса и объявить итоги, — сказал довольный Викланд.

— Вам это напоминает голосование? — с сомнением спросил Несговоров.

Они остались у окошка вдвоем. Маранта бродила по чердаку, отыскивая пригодный для работы холст. Гремели и хрупали под ее ногами фанерные декорации.

— Мне милее народ молчащий, — продолжил Несговоров. — Не забитый, конечно, а как у нашего классика Пушкина, знаете? Который так безмолвствует, что это гудит в ушах набатом. В молчании больше правды и чистоты.

— Благодарите Бога, что я не американец! — сказал Викланд, демонстративно зажимая уши при последних словах Несговорова. — В Штатах бы вас за такие речи очень и очень не похвалили! Чистота у вас уже была, нет? На нее тратится слишком много… Как лучше сказать? Ради нее приходится часто умываться кровью.

— Никогда не говорите посланцам из-за бугра о чистоте и справедливости! — крикнула Несговорову с веселой дерзостью Маранта, волоча за собой длинный пыльный рулон, вся в мусоре и тенетах. — Забугорье относится к этим понятиям с большим подозрением.

— Для демократического слуха они звучат подозрительно, — уточнил педантичный Викланд. — История двадцатого века не оставила иллюзий на этот счет.

— Между чистотой и тиранией нет ничего общего, — упорствовал Несговоров. — Для чистых все чисто. Возможно, мнимая чистота тиранов — один из мифов толпы, жаждущей искупить свою нечистоту.

— Или не мнимая, — пробормотала Маранта, уже бросив свой рулон и тоже прильнув к окну. — Жажда ведь не одни фантомы создает, она и пресуществляет…

— Не буду спорить с русскими мудрецами! — Викланд миролюбиво поднял руки.

— Значит, вы не видите смысла во всем этом участвовать? — тихо спросила Маранта Несговорова, не отрывая взгляда от ночной площади.

— Да нет…

— «Да нет» — это «да» или «нет»? — со смехом воскликнул Викланд.

— А что я вам говорила про ужас русской речи! — оживилась Маранта. — И не думайте переводить. Это как рассеянным боковым зрением иногда видишь больше, чем выпялив зенки…