Сергей Яковлев - Советник на зиму

Кем-то сориентированный начальник гаража поторопился объявить Мише, что с завтрашнего дня тот отправляется в бессрочный отпуск без содержания.

После обеда приехал хмурый губернатор (все по его лицу решили, что он в курсе) и тотчас пригласил к себе Асмолевского, Маргариту Разумовну и почему-то Нину Мордуховну. В этом не совсем обычном составе просовещались за плотно закрытыми дверями больше часа. Лица вышедших от Потапа Степановича были одинаково озадаченны. Нина Мордуховна тут же из приемной стала дозваниваться в епархиальное управление, Асмолевский спешно куда-то выехал, а Маргарита Разумовна молча прошла в свой кабинет.

Она как раз сидела за столом в прострации, точно впервые в жизни столкнулась с запредельным явлением, не поддававшимся даже ее гибкому мозговому инструментарию, — когда до нее из приемной донеслись через неплотно прикрытую дверь громкие слова Нины Мордуховны.

— Я вас предупреждала, — сурово выговаривала та кому-то, полагая, очевидно, что ее не слышат посторонние. — Это вы во всем виноваты!

Догадавшись, что такое говорится не епископу в трубку, Маргарита Разумовна встряхнулась, подошла к двери, растворила ее настежь — и лицом к лицу столкнулась с Низговоровым.

Чего у нее было не отнять, так это умения владеть собой.

— Как вы вчера перемазались с этим факелом, Вадим! — сочувственно сказала она. — Вы хоть умывались? Гляньте-ка в зеркало!

Низговоров как будто впервые кинул взгляд на свои черные руки, вывалянное в грязи и золе пальто, облепленные глиной ботинки. Тупо молчал.

— Как вам праздник? — продолжала Маргарита Разумовна. — По-моему, все прошло замечательно! Потап Степанович давно так не веселился. Ему особенно понравилось, как вы нас по городу везли. Ну и выдумщик вы, Вадим! Сколько в человеке талантов прячется…

— А у нас в администрации все талантливые! — с вызовом обронила, удаляясь к себе, Нина Мордуховна.

Наедине с Низговоровым Маргарита Разумовна дала, наконец, волю чувствам:

— Господи, что случилось, Вадим? На вас страшно смотреть. Не показывайтесь никому на глаза, а то ведь наговорят, что перепились… Где хоть вас носило?

Впрочем, ответы на вопросы, похоже, ее не слишком интересовали. Затащив Низговорова к себе в кабинет, стала звонить в гараж.

— Сейчас поедете домой, вам надо отдохнуть.

— Он здесь? — с усилием вымолвил Низговоров, едва разлепив рот.

— Кто? Валя Асмолевский? Нет, он уехал по делам…

— Губернатор. Я пойду к нему.

— Не советую. Очень вам не советую. Вы можете лишиться всего.

Загадочная угроза почему-то подействовала. Язык у Низговорова едва ворочался, и все же он принялся довольно бессвязно рассказывать Маргарите Разумовне свою историю — ему хотелось перед кем-нибудь выговориться… Та слушала и не слушала. Вела себя как врач: то вроде заранее знала, на что станет жаловаться больной, то вдруг настораживалась, но так, чтобы не подать вида, не встревожить.

— Вы ведь ее любили, — бормотал Низговоров. — Скажите мне, что с ней стало? Больше ничего, только это.

— Вадим, милый, откуда мне знать, где сейчас ваша подружка? — уклонялась Маргарита Разумовна, изводясь в ожидании шофера. — Я же не ясновидящая. Спросите у завхоза Некрасова, это он у нас ясновидящий…

— У Павлыча? Он же уволен!

— Да кто его уволит! Больничный взял. Говорит, кружилась голова, ничего не помнит. Никогда Аршак Манвелович не даст его уволить.

— Вот как… Губернатору не даст?

— Вы что, хотите, чтобы Потап Степанович лично занимался всякой ерундой? Мало у него дел!

Низговоров воспринимал все как будто издалека и сквозь густую пелену, но все-таки до него дошло, что со вчерашнего вечера многое изменилось. Он замкнул уста.

Исключение сделал только для Алисы. Когда та, ничего не подозревая, пришла убирать квартиру, Низговоров оторвал разбитую голову от подушки (к вечеру ему стало хуже, появилась тошнота) и задал ей все тот же вопрос: где Маранта?

— Дома, поди, где же ей быть еще, — простодушно ответила Алиса. — Дом у нее теперь большой, надо и натопить, и прибрать…

Она ничего не знала про пожар. Низговоров попросил ее передать брату, что хочет как можно скорее с ним встретиться, и провалился в тяжелый, полный бессвязных кошмаров сон.

Ближе к ночи его потревожила вызванная перепуганной Алисой пожилая фельдшерица (по ее особой холеной стати он догадался, что это мать Асмолевского), наложила на голову повязку и долго оставалась возле постели, в расчете, видимо, услышать какие-то невольные признания в бреду. Низговоров лежал с закрытыми глазами и терпеливо ждал, когда она уйдет.