Сергей Яковлев - Советник на зиму

Низговоров в изнеможении свалился на траву неподалеку от Маргариты Разумовны, энергично направлявшей усилия спасателей. По ее лицу, впрочем, понял, что она испугалась не сильно: снизу все выглядело не так страшно, походило на занятный аттракцион. Ее заботило другое. Когда подошел усталый Аршак Манвелович — Низговоров от всего сердца его обнял, похлопали друг друга по спине, поздравили, — она в небывалом, немыслимом для нее тоне тихо распорядилась:

— Некрасова немедленно уволить!

— Под суд его, подлеца! — добродушно согласился Аршак Манвелович.

Низговоров огляделся — Павлыча нигде не было, как сквозь землю провалился.

Вокруг Потапа Степановича, конечно, было много ахов и суеты. Его пытались вытащить из люльки, кто-то побежал за врачом. Но старик, едва поднявшись с четверенек и нащупав руками знакомый бортик, вдруг заявил, что никуда отсюда не пойдет: это его юбилей, и он имеет право встретить его так, как было задумано, то есть паря над городом и приветствуя свой народ из корзины аэростата. Ничего такого, чтобы ломать первоначальный план, по его мнению, не произошло, и он не сомневается, что его советники и министры сумеют обеспечить безопасность. Касаткина, ко всеобщему изумлению, Потапа Степановича поддержала.

Решили на этот раз применить двойную страховку. Несколько мужчин повыше и помассивней (среди них Щупатый с Негробовым) ухватились непосредственно за днище люльки и привязались к ней тросами, с таким расчетом, чтобы Потап Степанович плыл над головами и его было хорошо видно отовсюду. Низговоров с Бабуляном тянули носовые фалы, для надежности также обвязав их вокруг пояса, направляя таким образом движение аэростата, а кормовые оттяжки взяли на себя Козлов с Асмолевским. Остальные пристроились кто сбоку, кто сзади, и пешком двинулись к площади Победы. Процессию замыкала кавалькада непрестанно гудевших служебных лимузинов и машин охраны.

Шли долго. Ветер стих, вместе с сумерками опустился туман. В одном месте Низговоров приметил возле большой кучи снега две унылые кургузые фигуры — ему показалось, что это те самые мужики, которых он видел утром. Ближе к площади на проспекте стали попадаться предусмотрительно расставленные Щупатым фанерные лоточки с дымными жаровнями.

— Потап Степанович, вы там еще не задремали? — услышал Низговоров за спиной нарочито бодрый голос Маргариты Разумовны. — Не спите, скоро придем!

На площади расплывалась в тумане неоновая вывеска над стеклянным заведением, лучились гирлянды электрических лампочек на башне. Возле жаровен толклись любители блинов и сбитня. В дверях «Абнавы» в честь праздника всем бесплатно наливали по стопке водки. Публика ждала обещанного представления; едва передние ряды процессии ступили на площадь, по ней прокатилось нестройное «ура», вразнобой затрещали в разных концах петарды, зашипели ракеты. Появились факельщики, крепкие ребята в одинаковых черных тужурках (Низговоров не сразу и догадался, что это переодетые охранники): они обступили выплывший на середину площади аэростат и сгрудившихся возле него гостей плотным кольцом; снаружи еще одним кольцом встали солдаты.

Потап Степанович попросил поднять его повыше. Тросы ослабили, люлька взмыла над головами. Лицо губернатора, подернутое туманной мглой и озаряемое факелами, выглядело значительным. В толпе снова раздались одобрительные и просто пьяные крики. Где-то хором затянули песню. Потап Степанович смущенно улыбнулся, помахал слабой рукой.

— Он может простудиться, очень сыро, — сказала Маргарита Разумовна Низговорову и Бабуляну, зябко передергивая под шубкой плечами и с состраданием глядя на одиноко парящего в призрачной вышине губернатора. — Надо заканчивать.

— Как бы и вам не простыть! — озаботился Бабулян.

— Маргариту Разумовну! Поприветствуйте Маргариту Разумовну! — едва слышно взывал к своему народу сверху Потап Степанович.

— Маргариту Разумовну наверх! — заорал Низговоров, восприняв этот призыв. — Опускай корзину, Маргариту Разумовну туда!

В мгновение ока веселая команда приземлила аэростат; Маргариту Разумовну подхватили сразу много рук и, как она ни упиралась, легко забросили в люльку, прямо в объятия потерявшегося от радости губернатора; аэростат тяжело поднялся, теперь с двумя пассажирами. Площадь огласилась свистом и улюлюканьем. От факельщиков отделились несколько человек, побежали в дальний конец площади, где высился причудливый темный силуэт, приблизились к нему — и тут же с разных сторон вспыхнуло, шипя, огромное соломенное чучело.