Надежда Днепровская - Визави французского агента

Простые люди страдали, выживали, как могли, но ловкачи, многие чиновники, облеченные властью, вплоть до бывших комсомольских работников, здорово обогатились, военная верхушка в том числе… Некоторые генералы ушли в отставку и покинули Родину, государственные чиновники стали владельцами банков.

Бернар тоже имел счета в разных банках. Благодаря связям на берегу Финского залива появился коттедж, проще говоря, вилла, с автономным электроснабжением, со всеми удобствами, и большая квартира в центре Петербурга, в которой они и поселились, когда приехали из Сирии.

Софи не поехала с родителями в Петербург, она отправилась вместе с Вардой в закрытый элитный пансион в Швейцарии.

Когда я вернулась из Монголии, в СССР началась перестройка. Мы с Валерой пытались выживать в разрушающейся стране, как и большинство населения. Как ни странно, сразу мне не удалось найти работу учителя, пришлось задобрить завроно небольшой взяткой, зато удалось устроиться в английскую спецшколу неподалеку от дома. Книги — моя любовь, мы привезли из Улан-Батора два громадных ящика книг. Тогда купить хорошую книгу в Москве было нелегко. Конечно, кто переплачивал, договаривался с продавцами, те могли достать нужную литературу, но мне и в голову не приходило тратить мои небольшие средства на книги, все можно читать в библиотеке, но тоже, конечно, предварительно подружившись с библиотекарями. А в Монголии было много отличных книг: и классика, и фантастика, и всякие полезные справочники. Один из них, «Лекарственные растения», я и подарила той же заведующей роно.

Пока мы с Валерой трудились в Монголии, его матушка скоропостижно умерла от рака печени. С момента постановки диагноза до смерти прошло всего четыре месяца… Валера летал на похороны, а я, ожидая его, вспоминала, как она, уже чувствуя себя плохо, рассказывала о яблонях в саду.

Все это трудное время мы с Валерой продолжали работать учителями, получая гроши, но делая ту работу, которая у нас получалась лучше всего. Почему мы не пошли на рынок, не стали «челноками»? Не знаю, наверное, потому что не умели торговать. В советское время человек, который покупал дешево, а продавал дорого, назывался спекулянтом, и таких сажали в тюрьму. А теперь они стали называться бизнесменами, те, кто быстро перестроился. Поэтому, отработав в школе, Валера шел монтировать наружную рекламу и штукатурить стены у «новых русских». Учителям платили гроши, а тут два учителя в семье.

Что там происходило с государством, не особенно нас касалось, мы привыкли к жизни в любых условиях: когда на прилавках исчезали продукты — население сажало огороды, не было одежды — ходили на курсы кройки и шитья, почти в каждой семье была швейная машинка, и даже в школах на уроках труда девочки учились шить.

Какое-то время были товары по карточкам и бесплатная гуманитарная помощь в виде сухого молока, сухой картошки и… дешевого спирта «Рояль».

Мне было уже за тридцать, и я решила, что если хочу ребенка, то пусть он будет сейчас. К сожалению, мы не молодеем…

Через год после того как у Ольги родилась Софи, у меня тоже появилась дочка, и Ольга стала ее крестной, правда, ей скоро пришлось надолго уехать в Сирию с мужем.

Валера оказался отличным мужем, он по-прежнему меня любил, и я не представляла себе жизни без него, мы были вместе, во всем помогая друг другу. Недаром же говорят — брак надо строить! Когда я выходила замуж, у меня было к нему чувство дружбы и уважения, мне льстило, что он беззаветно меня любит, и я позволила ему любить себя. Но с годами мы стали парой — «муж да прилепится к своей жене». Сын пошел в первый класс, в Свешниковское училище, куда его приняли после двух отборочных туров, а я сидела дома с малышкой Лизонькой. С деньгами было туго, но когда уж совсем становилось плохо, откуда ни возьмись возникали покупатели картин.

Однажды пришел приятный молодой человек купить картину с лошадкой, заставил меня показать все, что у меня было, выбрал картину, попросил ее оформить и отдал половину оговоренной суммы. Почему-то его окружала какая-то сероватая дымка, такая тонкая, что казалась пушистой пленкой. Она то пропадала, то появлялась. Я никак не могла от нее избавиться, сколько ни моргала, ни терла глаза… Возникло почему-то и чувство жалости к нему, чувство потери… Потом он ушел, пообещав вернуться через две недели. Больше я его никогда не видела, и что-то говорило мне, что его нет среди живых…