Надежда Днепровская - Визави французского агента

Возмущению шейхов не было предела, еще бы, стрелять в святом месте! Если кто и сомневался в мирном джихаде, то теперь все были уверены в правоте Белого имама. Оливье, полумертвого, выволокли за ноги на площадь перед мечетью и уже там добили камнями.

Для большинства шейхов вопрос о чистоте веры решился сам собой. А Марсель лежал тихо под трупом самоотверженного юноши и истекал кровью. Оливье не попал ему в сердце, как хотел, юноша толкнул Марселя, но пуля пробила ключицу, разорвала подключичную вену и вышла через лопатку. Хорошо, что среди шейхов был врач, который пережал сосуд в нужном месте и сопровождал Марселя до госпиталя.

— Вот тогда-то я не попал, как обычно, на виноградники, а совершил зубодробительный перелет в глубину нескончаемого колодца, там дно вдруг оказалось почему-то солнцем. Я увидел, как ко мне приближались люди, первым был отец… Но вдруг все потемнело, и я оказался в вертолете. Мыслей и чувств почти не было, как будто меня обложили ватой. Но к чему это рассказывать, просто выздоравливал я очень долго. Когда более-менее пришел в себя, шейх Али Насер аль-Имрани предложил мне свою внучку в жены. Естественно, я с благодарностью принял это предложение, мне была оказана такая честь! Но я надеялся, что эта юная дева не захочет меня в мужья, мне тогда уже перевалило за пятьдесят. Когда мы с ней встретились под присмотром ее родни, отец Муны громогласно спросил ее, согласна ли она выйти за имама Мансура. Она ничего не ответила, и это считается согласием. Не везет женщинам со мной! Потом эта свадьба на три дня с дикой музыкой, барабанами, естественно, с раздачей всем подарков… зато несколько кланов сложили оружие и перестали воевать.

Я увез Муну в Байонну, не знаю, любит ли она меня, говорит, что любит. Она ребенок по своему интеллекту, больше всего ей нравится возиться с малышами… Да, у меня еще и дети есть. Я тебе не говорил — ты ведь не спрашивала. Трое мальчиков, им три, два и один год, у меня слишком маленькие дети для моего возраста. Твои-то дети уже взрослые.

— Ничего себе история! Значит, ты, бедняжка, женился, чтобы несколько йеменских семей жили мирно? А между делом появились детишки!

— Так получилось…

— Ты так печально это сказал, не вижу радости многодетного папаши!

— Муна первой родила девочку, которая умерла через два дня. Что-то с сердечком. Вот ее я любил, как тебя. Я был наверху блаженства целых два дня, а потом окаменел.

— Как грустно!

— Не ладится у меня с женщинами… Я приезжаю к Муне довольно редко, но она исправно рожает каждый год по мальчику. Она — счастливая мать. А я — урод, которого ты любишь, несмотря ни на что.

— Ты не урод, ты особенный! Я люблю тебя таким, какой ты есть! Но своих не брошу! Не намекай.

— Но история маньяка не окончена. Я взял себе вторую жену, она живет в Йемене. И, конечно, ты понимаешь, что не по любви. Это старшая дочь одного бедного, но воинственного шейха. Она уже была замужем, но оказалась бесплодной, муж отправил ее к родителям, дав развод. Самах тридцать восемь лет, и она с радостью дала согласие.

— Ничего себе! И ты приезжаешь ко мне? Потому что жены — это просто твой гражданский долг, а детишки неизбежное приложение!

— Да, я такой. И… Самах тоже родила мальчика, ему полгода.

— Ну, ты прямо султан!

— Нет, я не султан, слава Аллаху! Я имам, а султан — светский правитель. И я редко навещаю их, хотя это нехорошо, я обязан о них заботиться.

— Ты всегда ответственно относишься к своим обязанностям! Ну а я-то тебе зачем, многоженец ты мой?

— Наша первая встреча была так давно, что ты превратилась в красивую сказку, совершенно нереальную, из параллельного мира. И вот — ты живая. Теперь вся моя работа, вся моя жизнь кажется сном. Только ты — настоящая, как глоток свежего воздуха. Я не могу все бросить, потому что слишком много людей зависит от меня. Когда я приезжаю, мне достаточно просто увидеть тебя, удостовериться, что настоящий мир все же существует.

— Да. Реальный мир существует! Мой мир — это моя семья. Дети, которые выросли, Валера, мама, я их всех люблю! Я никуда не денусь, буду здесь, со своими. Но тебя я люблю больше всех, пусть это и неправильно…

— Видишь, ты сама решаешь! Я готов тебе подчиняться. Да, я произнес эти слова, ты не ослышалась. Этого не может быть, но это есть. Ты знаешь, за всю мою жизнь надо мной никого не было. Теперь есть — это ты.

— Возможно. Мне понадобилось тридцать лет, чтобы вырасти.