Иван Алексеев - Херувим четырёхликий

Редкие среди мелочи крупные ягоды попадались ещё и на мху, спускающемся от твёрдой земли крайнего рядочка. Нагнувшаяся Канцева попробовала покидать их в свою посуду и быстро раздумала — не наберёшь, мало.

Рядок сосен выдавался к второй поперечной линии мысом с берёзкой и тремя сосёнками, где были глубокие места, по колено. Канцева пересекла мысок, осторожно ступая близко к обобранным кочкам и деревьям, прошла хорошо потоптанные поляны с мелкими кочками и, дойдя до третьей линии, свернула со шляха в болото, перебираясь от одного сиротливо торчащего из болота дерева к другому и от острова к острову, мимо полянок, помеченных повязанной на дереве тряпкой или одетой на сук вверх дном пустой пластиковой бутылкой.

Она оставила пока разговор с усопшим, уступив охотничьему азарту. Клюквы вокруг на первый взгляд лежало много, но опытную уже добытчицу она не устраивала. То ягода была мелка, то недозрелая, то сорт не нравился, то бледная, то мягкая, то всё сразу. Женщина обошла уже три острова на линии, нигде не смогла задержаться и подумывала, как бы не остаться сегодня пустой. Попадались, правда, отдельные пропущенные кочки с доброй ягодой, которая ей подходила. Благодаря им, она всё-таки накидала за час, пока рыскала, первое своё ведёрко, два литра, но уроком для неё было пять таких, разве ж наберёшь?

Марья Ильинична выбралась на остров, на клочок твёрдой земли с десятком низких деревьев, сосёнок и берёз. Берёзки потеряли ещё не все листочки, совсем не по сезону. Середину острова занимали низкие кустики брусники с гроздьями мелких ягод и паутиной между ними. К бруснике присоседились три болотных моховика. Один с большой шляпой, наверняка червивый.

Вспотевшая Канцева выпила воды, сняла кофту, высыпала ягоды из ведёрка в пакет, повесила рюкзак и кофту на берёзу, на уровне глаз, слезла с острова и направилась к линии берёз, растущих прямо в болоте, вдоль заросшего камышом озерка. Интуиция её не подвела. У берёзок нашлась неприметная полянка, метров пять на десять, с прятавшейся в траве ягодой, которую можно было просто выбирать растопыренными пальцами на ощупь.

Она быстренько накидала второе ведёрко, ещё одно, потом принесла на полянку пакет, чтобы не бегать лишний раз на остров, и, как загадывала, набросала ещё два ведёрка крупной, как вишня, бордовой и не мягкой ягодой, на которую глаз радовался. По горячечной инерции раскрасневшаяся от азарта женщина принялась набирать и шестое ведёрко, но тут полянка обобралась, ровная одна к одной ягодка закончилась, Канцева сразу почувствовала натруженную поясницу, распрямилась и успокоилась.

Вернувшись на остров, она осмотрелась по сторонам. Болото уже не было совершенно безлюдным. По исхоженным полянкам у рядочков сосен ползали, громко разговаривая, две пожилые женщины в белых платочках. Они перекликались с третьей, убежавшей к следующим ягодным полянкам, за четвёртой линией. От острова до женщин было далеко, но по одежде и голосам Марья Ильинична их признала. Дачницы, торгующие клюквой. Они почти каждый день бегают на болото большой компанией, человек пять или шесть. Остальные, наверное, поотстали от этой тройки, сидят где-нибудь рядом с дорогой.

По другую сторону острова, почти в центре болота, ковырялись женщина в голубом спортивном костюме и мужчина в чёрном, поблескивающий лысиной. Эту пару Канцева не знала.

От них прямо к ней шёл мужик в стариковской кепке и высоких до пояса зелёных болотных сапогах. Мужик лез прямиком, не выбирая пути, иногда проваливаясь глубже колена, словно проверял своё облачение.

Марья Ильинична сначала хотела подождать, пока он пройдёт, потом передумала. Поела, попила, всё сложила, и рюкзак за спиной — чего ждать? Пусть обгоняет.

Он поравнялся с ней примерно на полпути к сосновым рядочкам. Щупленьким оказался, усатым, с загоревшим морщинистым лицом, явно старше неё и лёгок на ногу, несмотря на свои тяжёлые сапоги и увесистый рюкзак.

— Много в этом году ягоды, — сказала Марья Ильинична для приличия, пропуская дедка вперёд.

— Много, — согласно прищурился он. — Но мелковата. Крупной мало, искать надо.

— Я с другой стороны иду, — небрежно махнул старик в сторону далёкой узкоколейки, — там то же самое. Завтра далеко не пойду, по рядкам буду собирать.

На тропу он не встал — как шёл, так и полез через сосенки прямо к дачам. Осталось Марье Ильиничне отбрести подальше от женщин и можно будет договорить с Фёдором — подслушивать некому.