— Он женится на вас, — вставил Иван.
— А я еще не уверена, что он будет мне хорошим мужем.
— В любом случае Глобов о ребенке уж позаботился бы.
— Я даже думать не желаю ни о каком ребенке, — отрезала она. — Кстати, Элеонора от меня этого не требует...
— Очень остроумно! — хмыкнул Иван.
— Послушайте, Иван, — лукаво произнесла она. — Вы ведь ничего толком не знаете о лесбиянской любви... Хотите посмотреть?
— Посмотреть? — опешил он. Руль вильнул в его руках — он объехал открытый люк на дороге.
— Можете даже принять участие, — продолжала она все в том же тоне. — Элеонора меня боготворит и ни в чем не откажет... Тело у нее молодое, гладкое. Я знаю, чего она добивается: сделать меня такой же как она сама, убежденной лесбиянкой, презирающей мужчин, но я такой никогда не стану... В одном вы правы, милый Иван, мне может скоро все надоесть. Я не могу полностью пренебречь мужчинами... — ее нежная рука с тонкими длинными пальцами и перламутровыми ногтями скользнула на колено Ивана. — Увезите меня куда-нибудь в укромное местечко, а, Ваня?..
«Боже мой! — замирая от ее прикосновения и чувствуя, что голова пошла кругом, подумал он. — Как может уживаться в ней золотоволосый ангел с глубокими синими глазами и развращенная дьяволица?..»
Иван упорно всякий раз после спектакля с участием Наталии Павловны Вольской встречал ее у выхода, сажал в машину и отвозил в Купчино на Звездную улицу, где она жила с Элеонорой в однокомнатной квартире на одиннадцатом этаже кирпичного дома-башни.. Он знал, когда Натали освобождалась, Элеонора, в отличие от нее, не могла уйти до конца спектакля — ей нужно было одевать и переодевать артистов, потом развешивать на разборных вешалках костюмы, платья. За ней числился и небогатый реквизит. Конечно, случалось и так, что Натали не выходила и ждала свою сожительницу, но, по-видимому, ей было интересно общаться и с Рогожиным. Как-то призналась, что Рыкунова совсем отгородила ее от людей, а ее странная компания поднадоела Вольской. В основном у нее собирались студентки Театрального института, Института культуры, что у Кировского моста — тоже любительницы острых ощущений. Одни женщины, одни и те же феминистские разговоры, уничижительная критика современных мужчин, вырождающихся, по их мнению. Элеонора и ее знакомые искренне были убеждены, что будущее принадлежит женщинам: мужчины спились, генетически ущербные, сексуально неполноценные, гораздо слабее и глупее женщин. У них и смертность почти на десять лет раньше наступает. Чтобы род людской не кончился, современная медицинская наука далеко продвинулась в этом отношении вперед: искусственное оплодотворение, пересаживание оплодотворенной яйцеклетки непосредственно в матку. При таком методе можно по каталогу выбрать любого талантливого производителя вплоть до лауреата Нобелевской премии. Не хочешь сама рожать — за деньги это сделает для тебя любая женщина-кормилица. И ребенок будет полностью принадлежать матери — отец даже не будет знать, кто воспользовался его спермой из пробирки...
Все эти разговоры утомляли Натали, о детях она пока не думала, а уж если решит завести ребенка, то воспользуется для этого старинным дедовским способом...
Однажды на набережной Фонтанки, где Иван дожидался Вольскую, произошла у него первая встреча с Элеонорой. Конечно, из машины он видел ее много раз, но вот так — нос к носу, — столкнулся впервые. Видно, Рыкуновой надоело, что он увозит от нее Натали и она решила положить этому конец. Понял это Рогожин по ее решительному виду и целеустремленной походке. Он стоял у парапета и смотрел на воду, где медленно проплывала утка с десятком послушных утят. Плыли они цепочкой — один за другим, повторяя все движения матери. Селезень держался в стороне, будто пастух, оберегающий свое стадо.
— Вы оставите в покое Натали? — с ходу в лоб заявила ему черноглазая фурия с фигурой юноши- спортсмена. — Неужели вам не понятно, что никогда не вернется к этому пузатому мешку, набитому деньгами?
— Вы имеете в виду Глобова? — спокойно сказал Иван. Он давно ждал этой встречи. — Я бы не сказал, что пузатый.
— Не стыдно вам за деньги преследовать молодую женщину? Я могла бы вас понять, если бы вы были в нее влюблены, но вы ведь действуете по чужой указке? И много вам за это платят?
Выразительные, с мрачным блеском, глаза ее сверлили его, тонкие губы искривила презрительная усмешка. Плечи у нее явно шире бедер, а это не нравилось в женщинах Рогожину. Да и можно ли назвать женщиной эту сухопарую, мускулистую особу? У нее даже темнел пушок, над верхней, зло поджатой, губой.
Читать дальше