Роман Уроборос - Заклание-Шарко

БЛЭК. Это еще кто?

МАРИНА. Посланник сказал: «Ты его просто узнаешь, у него очень прозвище смешное — Блэк». На следующий день я встретила тебя.

БЛЭК. Я тебе не нравился и даже раздражал?

МАРИНА. Ты мне очень не нравился и сильно раздражал. Меня бесило в тебе все. Волосы, усы, джинсы клеш. Ты стоял около открытого окна, курил, и я думала, что вот сейчас я разбегусь, толкну тебя, ты выпадешь из окна, разобьешься насмерть, и пророчество проклятого Посланника на этот раз не сбудется. Я напряглась и начала разбег. В это время в комнату ворвался пьяный Кабан, начал сразу приставать ко мне, лапать… вы подрались, помнишь?

БЛЭК (смеется). Кабан спас меня от смерти?

МАРИНА. Да, такие превратности судьбы.

БЛЭК. Посланник приходил сегодня?

МАРИНА. Да.

БЛЭК. Мне сегодня тоже очень странный сон приснился. Как будто мы с тобой на корабле космическом. И ты покончила жизнь самоубийством, выпила жидкий азот. И лежишь на полу. Я подхожу к тебе, беру на руки, жалею, и что-то во мне говорит: «Это не все, ничего не окончилось, она оживет». И ты начинаешь оживать, страшно так, с судорогами, со звуками машины какой-то странной, которая все никак завестись не может, со звоном остекленевших частей своего тела, а я держу тебя на руках, глажу… И на стенах, на каждой стене картины…

МАРИНА. Это фильм «Солярис».

БЛЭК. Что?

МАРИНА. Сцена из фильма «Солярис».

БЛЭК. Ты же знаешь, я кино вообще не смотрю. Не понимаю.

МАРИНА. Посланник сказал, что этой ночью я умру. Он, правда, поправился и сказал: «Уйду». Но это смысла не меняет. Я спросила, зачем он ко мне приходил три раза. Он ответил, мол, чтобы оповестить о трех важнейших событиях моей жизни. Я спросила его: «В чем же смысл моей жизни?» Он промолчал. Я начала умолять его сжалиться надо мной, что я еще такая молодая, что у меня Блэк, Кослик, что я не хочу умирать, в конце концов. Он, гад, встал, повернулся и ушел…

Поляна, на которой только что происходили киносъемки, была загажена с особой тщательностью шизофреника в пике обострения болезни. Фигурно выложенные банки из-под пива хаотично дополнялись разнокалиберными бутылками из-под водки, коньяка, виски и портвейна. Режиссер Могилянский закатывал грандиозные попойки всей съемочной группе невеликой, творческой чуть ли не каждый рабочий день, и в пьянки эти по обыкновению через какое-то время начинали затягиваться даже совершенно посторонние люди, даже прохожие, а сегодня неуклонно напился водитель автобуса и, стекленея от чувства отделенности от жизни его прямой и понимая, каким образом дополняет он процесс творческий, вел он машину идеально автоматно, будучи при этом абсолютным автопилотом. Сам же режиссер употреблял что-то постоянно и до, и во время, и после съемок. Всем было очень интересно — что. Но он не говорил. Или почти не говорил, ограничиваясь лишь активным спортивным жестикулированием и одной единственной фразой, изменяющейся вязко лишь при перемене пола объекта, к которому сия фраза относилась. «Твою мать дура (дурак), куда ты пошла (пошел)». Однако все его понимали, несмотря на то, что актеры разговаривали только по-немецки, а переводчик, находясь в сильнейшей алкогольной прострации, закрывал лицо руками, плакал и повторял одну и ту же фразу — «Наташка, ну что же мы тогда не поженились?» Ни о каком русско-немецком переводе после ухода переводчика в своеобразную нирвану никто, конечно же, не помышлял. Однако съемочный процесс двигался с опережением графика, немцы, выпив «фронтовые» сто грамм с утра, прекрасно понимали все, даже малейшие желания режиссера, и играли просто гениально, непросыхающий оператор творил чудеса. А гримера режиссер выгнал еще на второй день съемок из-за того, что тот отказался пить, сославшись на плохое здоровье. В этот раз фильм просто обязан был получить хотя бы «Оскара» за лучший фильм на иностранном языке. Около костра, случайно разожженного местными жителями, сидели Надя и Кирилл. Наиболее часто употребляемое за глаза слово по отношению к Наде было «стерва». Наиболее употребляемое в глаза по отношению к Кириллу было слово «лох».

НАДЯ. Кир. Ну, почему тебя потянуло потрахаться именно сейчас, именно в лесу, в этих ужасных условиях. Самое главное — автобус уехал, мобильники здесь не берут. Солнце вот-вот сядет. А мы даже не знаем, в какую сторону идти. Я, по крайней мере, не знаю.

КИРИЛЛ. Да ладно, Надь. Вон там, в лесу, два аборигена местных из массовки, переодетые в фашистскую форму, играют то ли в прятки, то ли в салки. Сейчас нарезвятся и выведут нас отсюда.