Роман Уроборос - Заклание-Шарко

ВЕДУЩАЯ. Мы вернемся к вам через минуту после рекламной паузы.

ПЕТЯ. В зените славы говоришь? Ну-ну.

Идет реклама.

ВЕДУЩАЯ. Мы снова в студии. Напоминаю вам, что в гостях у нас находится известный режиссер — Могилянский Даниил Арнольдович. Он снял такие фильмы как «КаКа» и «Шмидт».

РЕЖИССЕР. Кстати, никто «КаКа» так и не оценил, а должен вам сказать, что при своем достаточно низком бюджете…

ВЕДУЩАЯ. Извините, Даниил Арнольдович. У нас до конца передачи остается меньше минуты. Не могли бы вы сказать несколько слов о двух других фильмах, к съемкам которых вы, мы надеемся, скоро приступите.

РЕЖИССЕР. Ну, раз у вас до конца передачи осталось меньше минуты, то я скажу вам вот что — фильмов будет два и называться они будут «Парашютисты» и «Смерть Бога». Спасибо за внимание.

ВЕДУЩАЯ. (Кокетливо наклонившись в сторону камеры). Спасибо вам большое, Даниил Арнольдович, что нашли время и пришли к нам на передачу. С вами была…

БЛЭК. (Кричит). Мать… Марин. Выходим, все. Времени совсем нет… Марин, я в машине, спускайся.

МАРИНА. Да, Блэкки. Я слышу. Я сейчас.

Блэк осторожно, но нехотя, будто раскачиваясь, подошел к двери, после раздумья резко раскрыл ее и нырнул в черную муть. Секунду спустя эхом взорвался ярчайший свет. Блэк, радостно купаясь, чертыхаясь в резко включившемся резью в глазах свете, шел на ощупь по ступенькам. Придя в гараж, он уверенно выбрал из двух машин нелюбимый «Лексус», пискнул сигнализацией и обрушился телом своим в уютный салон. Включился мотор, машина слегка попищала, приходя в себя после долгого сна. Блэк включил музыку. Заиграл, естественно, «Sabbath bloody sabbath». Дослушав до определенного места, Блэк закозлил заученным тонким голосом.

МАРИНА. (Открывая дверь и усаживаясь). Блэкки. Вот ты же образованный, причем очень образованный чел. Даже читаешь Кортасара. Какого же хрена ты всю жизнь эту быдлятину слушаешь?

БЛЭК. (Делая музыку существенно тише). Маринушка, любимая, какая муха тебя укусила? Ты за двадцать лет не привыкла что ли? Я с удовольствием поставлю шансон… Шуфутинского изволите?

МАРИНА. Я была бы очень счастлива, если бы ты вообще музыку выключил. Я тишины хочу. А с вами, меломанами, этого счастья не получишь никогда, я чувствую. Нам поговорить надо.

БЛЭК. О чем? У тебя любовник?

МАРИНА. Знаешь, Блэкки, это было бы гораздо проще, если бы у меня был любовник. Гораздо проще.

БЛЭК. Тогда, о чем?

МАРИНА. Я ухожу.

БЛЭК. Куда?

МАРИНА. Никуда. Я от тебя ухожу.

БЛЭК. А где ты будешь жить?

МАРИНА. Это не имеет значения.

БЛЭК. А как же Кослик?

МАРИНА. Кослик уже большой. Он и без тебя, и без меня не пропадет. Гораздо важнее вопрос, который ты не задал. Почему.

БЛЭК. Почему?

МАРИНА. Да, почему. Почему женщина резко уходит из благополучной семьи, от любимого мужа, сына? Да, Блэкки, я по-прежнему люблю тебя и очень люблю Костю. Но я не могу уже больше жить бесцельно, по кругу, изо дня в день, изо дня в день… (Слезы текут у нее из глаз).

БЛЭК. (Гладит ее по голове). Маринка глупенькая. Все можно поменять, можно вообще хоть на полгода уехать путешествовать. Можно уехать отсюда навсегда в Москву, в Америку… да хоть куда. Я тебе обещаю, дорогая, что жизнь твоя будет настолько разнообразна, как никогда. Ты бы раньше сказала! Я же тебя спрашивал: все ли хорошо, все ли устраивает, мы всегда откровенно разговаривали. Сказала бы раньше…

МАРИНА. (Прижимается головой к плечу Блэка, плачет навзрыд). Ой, ой. Я не хочу, не хочу, не хочу…

БЛЭК. Ну. Ну. Успокойся.

МАРИНА. (Внезапно успокаивается, вытирает слезы). Слушай меня, Блэкки. Я тебе сейчас расскажу, только поверь, обязательно поверь и отнесись к этому серьезно. Воспринимай меня серьезно хоть раз в жизни…

БЛЭК. Марин, Марин…

МАРИНА. Ну, так вот. Случилось это за день до смерти моей матери. Я просыпаюсь как бы, но понимаю, что это сон, но воспринимаю так все отчетливо, так отчетливо, лучше, чем наяву. Вижу свою комнату, все в ней как будто бы нормально, но сидит в кресле мужчина… парень даже. Ничего особенного, смуглый, черноволосый, в джинсах и клетчатой рубашке. Я говорю, уходите, мол. Я сейчас кричать буду, а мой отец милиционер, он вас арестует. Он говорит: «Не кричи, я — Посланник. Тем более ты и крикнуть, и даже пошевелиться не можешь». Я чувствую — он прав. Он говорит: «Завтра твоя мать умрет». У меня все затрепетало, слезы, горечь в груди, жалость к себе. «Не может быть», — говорю. Он говорит: «Поверь и смирись, так должно было случиться, и так случится. Ничто не может помешать этому». Я говорю: «Кто так решил?» Он ответил: «Бог». Я ему кричу, что тогда я ненавижу этого Бога за то, что он у меня забирает самое дорогое, самое светлое, что Бог мерзкий, противный, что пусть и я тогда умру вместе с мамой. Посланник говорит, что, мол, не время тебе умирать, встает, прощается со мной и уходит. Я просыпаюсь в холодном поту. Бегу к матери, плачу, рассказываю ей сон, прошу ее не выходить из квартиры. Мать смеется, улыбается, называет меня глупой девочкой, успокаивает. Говорит, что не надо верить ночным кошмарам. Я и правда успокаиваюсь. Вот… Она ночью во сне умерла. Сердце остановилось. Врачи так и не смогли объяснить, почему у здоровой, молодой женщины вдруг остановилось сердце. Второй раз он пришел двадцать лет назад. Я готова была голыми руками его задушить. Но только говорю: «Поздно ты пришел. У меня отец уже умер. А бабушки-дедушки еще до рождения моего все умерли. Сирота я». Посланник как будто меня не слышит. Говорит: «Завтра ты встретишь парня, который тебе очень сильно не понравится, даже раздражать будет. Но этот человек станет единственной любовью в твоей жизни».