Условились не трогать – не станем. А лучше понаблюдаем, вернее, послушаем, как в Игоре Федоровиче складывается музыка. Когда бы он видел нас, а мы, соответственно – его, пусть даже не всего целиком, а только лишь одно его ухо, или пальцы, как будто специально созданные для ощупывания звуков, затея наша тотчас провалилась бы с треском. Стравинский тотчас застегнулся бы наглухо, выключил свой внутренний свет, а, справедливости ради, следует заметить, глаз его и так никто не видел, состроил бы улыбку в точности как у вышеупомянутой оляпки-капельки, а руки засунул бы в трескучие карманы с театральными леденцами. Теперь же, когда ни нас, ни его нет, у нас есть возможность понаблюдать и послушать, как же в Игоре Федоровиче складывается музыка.
Ну, что? Приступим?
Как вы помните, композитор Стравинский чрез мутные линзы очков со своей веранды наблюдает за разомлевшим на лужайке композитором Римским-Корсаковым в золотистой вязаной кофте и пузырящимися на коленях штанами от матросской робы. Как вы наверняка знаете, в отличие от колеса, Римский-Корсаков Николай Андреевич одним своим видом всегда вдохновлял Стравинского Игоря Федоровича на сочинительство, и не обязательно в парадном мундире морского офицера, а даже в таком вот непритязательном обличие.
Верится, что жизнь после жизни освободит нас от саднящих условностей жизни до жизни после жизни.
Итак, Игорь Федорович наблюдает за Николаем Андреевичем, хотя это только так кажется, что Игорь Федорович наблюдает за Николаем Андреевичем. На самом деле ему достаточно одного беглого взгляда на сей освещенный солнцем повалившийся улей, чтобы тотчас мысленно отправиться далеко от этого и прочих мест.
Улей – шутка с намеком. Дело в том, что обыкновенно спящий на травке Римский-Корсаков всегда окружен хороводом медовых песенок, точно улей – хороводом медоносных пчел. Вот, как раз, зная эту особенность, Игорь Федорович, как только видит задремавшего учителя-друга, тотчас старается отправиться далеко от этого и прочих мест, как-нибудь отвлечься или зажмуриться. Иногда даже затыкает уши, чтобы, не приведи Господи, не заразиться одной из таких мелодий и не повториться впоследствии.
А еще, случается, на полянке чуть поодаль устраиваются поедать клубнику итальянцы-кастраты со своими голосами, голосистыми гондолами и не менее голосистыми гондольерами. Венеция всегда где-то рядом. Итальянцы-кастраты, оказывается, обожают клубнику. Хорошо, что Игорь Федорович не видит их. Ни разу не видел, потому что первым всегда является друг-учитель, не всякий раз, но, чаще всего в ослепительно белом мундире морского офицера. С блаженной миной раскидывает руки и, растопырив длинные пальцы, точно созданные для ощупывания звуков, падает в ароматные травы. После чего Стравинский зажмуривается, затыкает уши, и только потом уже собираются итальянцы с клубникой, голосами гондолами и гондольерами. После трапезы, конечно же, поют. По счастью русские композиторы ангельского пения не слышат, ибо один спит, другой – уже далеко от этого и прочих мест.
И поскольку наш герой, Игорь Федорович, находящийся теперь далеко от этого и прочих мест, в то же время не покидает веранды, как бы наблюдая за раскинувшимся в землянике другом своим и учителем Николаем Андреевичем Римским-Корсаковым, у нас есть уникальная возможность понаблюдать и послушать, как затевается музыка. Но мы не станем этого делать по ряду причин. Во-первых, подсматривать и подслушивать нехорошо, а, во-вторых, это невозможно.
…ось, сон, воск, ось, сова, совы, осовели, осовели, сволочь, ось, влачим, ось, осовели, влачим, влачим, осовели, влачим, шесть, шесть, мох, шесть, мешок, мешки, мешки, влачим, мешки, влачим, мыши, мыши, мешки, подмышки, мешки, мешок, шина, мешковина, мешки, мешковиной, с мешковиной мешки, с мешковиной, влачим, шесть, ось, сова, осовели, шесть, шасть, влачим, молчим, влачим, сон, сны, сон, суть, смысл, суть, осовели, шесть, восемь, шесть, часть, восемь, восемь, ось, колесо, колесо, ось, восемь, колесо, ось, Ося, Ося, керосин, Ося, ч, ось, ч-ч, Ося, колесо, колесо, сволочи, сволочи… вот, вот, вот и вот, вот и отплатила, оплатила, вот и вот, вот и отплатила Осе, вот и отплатила своему, горбатенькому своему, горбатенькому своему, керосинщику своему, керосинщику, Осе, Осе керосинщику, Осе, горбатенькому керосинщику своему Осе, напевному керосинщику своему… за сырость и любовь, сырость и любовь, любовь, за любовь, любовью за любовь, любовью за любовь… любовью за любовь, любовью за любовь…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу