Александр Строганов - Стравинский

Чтобы там не говорили, место подвигу всегда – пожалуйста. Даже если и деньги, и хайп, и всё такое. Фенечки больше не в моде.

31. Стравинский И. Ф. Колесо

Прозрачный от вдохновения Игорь Федорович Стравинский чрез стекло веранды рассматривает большое деревянное колесо, отдыхающее на водянистой травке неподалеку от слепящей веранды, в которой, точно в аквариуме Игорь Федорович Стравинский, не человек, но фигура табачного дыма, сизая согбенная фигурка, прильнув к стеклу, изучает золотое от солнца большое деревянное колесо. До изумления большое и до боли в сердце золотое колесо.

Не то ли это колесо, что было замечено на несостоявшемся четверге у Сергея Романовича? С уверенностью сказать нельзя – мешает солнце.

Обратите внимание, в представленной композиции единственным реально существующим объектом является до изумления большое и до боли в сердце золотое колесо. Все остальное, включая Игоря Федоровича – сферы, атмосферы, чад и небытие. Как и музыка сама. Имеется в виду настоящая музыка, а не пожарный марш того же, скажем, колеса, когда бы оно вдруг сдвинулось, когда можно было бы придумать, куда его пристроить, дабы оно покатилось с клекотом или гулом.

Придумать, как использовать такое вот выдающееся колесо, наверное, могли бы древние вавилоняне, на худой конец, древние римляне, но встретить таковых теперь решительно невозможно. Разве что на четвергах у Сергея Романовича, да и то сомнительно. На поверку таковые могут оказаться ряжеными или умалишенными, или то и другое одновременно.

В укромном уголке Игоря Федоровича вавилонян не держат. Здесь всегда пианиссимо. Только иногда пиано. Главным образом – пианиссимо.

А всегда ли колеса нуждаются в том, чтобы их пристраивали, приделывали, прилаживали? То колесо, что было замечено на несостоявшемся четверге у Сергея Романовича, например, было само по себе колесо, и, кажется, вовсе не нуждалось в прилаживании. Ни в прилаживании, ни в римлянах, ни в турусах. Да и не факт, что пожаловало оно именно к Сергею Романовичу. Вполне могло попасть в компанию четвержан совершенно случайно. Катилось себе по делам – тут, откуда ни возьмись, толпа. Задержалось из любопытства или чтобы перевести дух. Может статься, проехать не было никакой возможности. Последнее – скорее всего. Не будь толпы – катилось бы себе и катилось. По делам. А, может, просто прогуливалось, кто знает? В любом случае то, первое колесо, назовем его, чтобы не путаться, колесом агностика Стравинского, было довольно деятельным колесом. Колесо же композитора Стравинского очевидно не подает признаков жизни. Сияет себе на солнце и больше ничего. Долгонько уже сияет. Вывод – скорее всего мы имеем дело с разными колесами. Хотя, согласитесь, с уверенностью утверждать что-либо в наше время, по крайней мере, легкомысленно.

Долгонько уже Игорь Федорович наблюдает за колесом. Впрочем, само колесо его не интересует. Сияние, думаю, тоже. Видите ли, мир композитора Стравинского, как и сам композитор Стравинский, столь зыбки и эфемерны, что любой объект или явление, будь то колесо, сияние, будь то мы с вами, да хоть все четвержане с римлянами и вавилонянами, да хоть все жители Земли, вместе с птицами и гадами морскими постройся сейчас перед ним на лужайке в аккурат напротив веранды, он и ухом не поведет. Так что до изумления большое и до боли в сердце золотое колесо здесь по ошибке.

Вот вы говорите, не только вы, многие уважаемые и в действительности заслуживающие уважения исследователи и другие аналитики говорят, что ничего случайного, непреднамеренного в природе быть не может. Философы многие говорят, дескать, не все покуда найдено и объяснено, не все причины, следствия, не все закономерности рассортированы, но они существуют и торжествуют. Вне нас, не важно, торжествуют. А вот вам колесо, откуда не возьмись. Что в первом, что во втором случае – колесо. Нужды в нем никакой нет, что в первом, что во втором случае. Пользы, как выясняется, тоже. Конечно, может быть, наверное, наверняка во времена Питера Брейгеля старшего и Питера Брейгеля младшего колесо могло возбудить страх и вдохновение. Отчего нет? Милое дело. Исполать. Но в нашем-то случае, как говорится, лишь бы ногу не переехало. Щерится безо всякого смысла. Размеры – чудовищные. Просто мусор и больше ничего.

Но и убрать его нельзя. Вот где парадокс. Игорь Федорович за колесом как будто не наблюдает, взгляд у него отсутствует, зрачки на злато не реагируют, скажу больше, не сочтите за чудачество, самого Игоря Федоровича, в том смысле как мы придумали его воспринимать – нет. Возможно, что и не было никогда. Однако же тронь это треклятое колесо, и все рухнет, рассыплется. А потом, не дай Бог, воспрянет, как это часто бывает у нас. Воспрянет, а какие очертания приобретет? И какие последствия? Это хорошо, если композитор Стравинский предстанет таким, как мы его придумали, этакой оляпкой-капелькой, а ну, как Жар-птица его выскочит из него? А ну – Петрушка?!