Александр Строганов - Стравинский

оловянный растерян чуть шарф под окном

век мяукал свистел белизна полотно

на притихшей твоей после ужас и юность

на притихшей и брошенной влага пацан

не сошел на перроне но влага пацан

слушай дудку навек несмышленая прелесть

жить немного но где-нибудь тысячу лет

спрятал ливень окно по прошествии лет

позови серебро вечный лёд треск повторов

поредел воробьи как-то враз вечный свет

тот же мак тот же ртуть не смеркается простынь

так струится в селеньях стирают

так во лжи зеркала умирают

заколдованные на просвет

позови наконец этих женщин зачем

позови наконец эти губы зачем

этих женщин не помню а всё белизна

перламутр и поникшая прорва и простынь

метроном и забыто а все белизна

рябит наглядеться а в сущности оспа

все равно наглядеться пусть совесть и оспа

пусть хрустит обезлюдел в обнимку постыл

пусть сырая и пресный и наст бересты

врать ворочаться спать не зашторивать шторы

все равно что уснуть неизбывна вода

неизбывны пичуги вне боль вне движенье

угасает гнездится провал простоты

серебро белый шум многослойный слюда

вода чемеричная скажем слюда

светит льется вода чемеричная поздно

синеглазый в окне моментальное фото

смерть не страшно не жизнь не полог и не поздно

врать ворочаться спать не зашторивать шторы

будет ты до любви моментальное фото

зажигалка вода чемеричный прощай

пропадая из виду черт с вами прощай

до озноба забыть не забыть под стеклом

голубая зола и пацан перед сном

молоко на губах не обсохло

3. Стекло. Мутное стекло

Следователь С. и Стравинский И. И. сидят друг против друга. Следователь в кресле – Стравинский на кушетке. Иван Ильич покачивается, что твой метроном. Привычка покачиваться у него со студенчества. В отличие от большинства людей, для которых подобные движения – знак волнения, азарта, покачивания Стравинского означают умиротворенность. Иногда некоторую усталость. Чаще всего скуку.

По-моему, кто-то из моих персонажей уже покачивался таким образом. В покачиваниях, согласитесь, присутствует нечто волнующее и привлекательное. Во всяком случае, присутствовало в покачиваниях того персонажа.

Вот бы не Павла Петровича посадить против Ивана Ильича, а того персонажа, которого не могу вспомнить. Совсем другой коленкор был бы, совсем иная интонация. Пускай бы, так и сидели, покачиваясь. А случись Павел Петрович в поле зрения, и он пусть бы покачивался. Не жалко. Только не напротив Стравинского, а поодаль. Но в поле зрения. И никакого диалога не потребовалось бы. Просто сидят три человека, покачиваются.

Не факт, что знакомы меж собой. Трое некто. Три. Сидят, покачиваются. В унисон или каждый сам по себе.

В зависимости от настроения автора, точнее, от вашего настроения.

Чуть быстрее или чуть медленнее.

А когда их было бы не трое?

А что, если в финале вообще усадить всех четвержан и нечетвержан и побудить покачиваться. В унисон или всяк сам по себе. Ах, какой торжественный получился бы финал! Уж Игорь Федорович оценил бы. Игорь Федорович точно оценил бы. Высший бал! Сразу ясно стало бы ясно, почему «Стравинский», а не «Стравинские». Вообще необыкновенная ясность настала бы. Ясность и гармония. Точно резкость навели и свет выключили. Во всяком случае, приглушили бы. А то что-то января многовато. Перебор с январем.

Вообще-то много января не бывает, но когда речь о симфонии – бывает. В симфонии, во всяком случае, в ее черновике, где мыслям и тесно, и просторно, где такой сыр-бор, а, случается, и перебор. Но не перебор, я вас умоляю. Откуда в черновике перебору взяться? Это же черновик. Так вот, в симфонии, когда все покачиваются – это уже нечто большее, чем покачивания. Это уже, будьте любезны – движение в чистом виде. Как кода сама или иной аромат. Ядовитый, к примеру, аромат. И такое бывает, чего греха таить? Мы же ягодам имена не даем, и нот не видим, когда глаза закрыты. Покачиваемся, и всё. Если композитору угодно. Стравинскому или любому другому. Римскому-Корсакову, например.

Но Павел Петрович в данном случае не покачивается. Говорю, живут своей жизнью, персонажи живут своей жизнью. Как головешки или голуби. Почему, собственно и голубятня. Великая мировая голубятня. Зияющее свечение. Желтое или белое. Вполне определенные, но смутные очертания.