Константин Минин - Своя правда

— ‎Нет. Такое чувство, что она его не видела.

— ‎Я уверен, что видела. Просто, скорее всего, не знает, что ей теперь делать.

— ‎Может и вправду, заявление заберет? — с надеждой в голосе проговорил Дима.

— Может и заберет, — без особого энтузиазма поддержал его Миха.

— А кто ей эти комментарии пишет? — продолжил он.

— Влад какой-то. Я его не знаю.

— ‎И я не знаю, — задумчиво проговорил Миха и тут же, не меняя ни тона, ни интонации, спросил, — а ссылки на комментарии он же тебе присылает?

— ‎Да, он, — ‎ответил Дима.

— И чего, интересно знать, он добивается?

— ‎Это же очевидно. Нам помочь пытается.

— Чем это, если не секрет, он нам помогает?

— Как чем? Выводит ее на чистую воду! — немного смутившись, ответил на Михин вопрос Дима.

— В таком случае он — дурак!

— ‎Почему?

Вместо ответа на последний вопрос Миха сказал:

— И ты дурак, если считаешь это помощью.

Дима обиделся, замолчал, отвернулся и начал пристально разглядывать утопающую в ночи черную обочину дороги сквозь боковое стекло автомобиля.

Время от времени в стекле появлялось отражение Диминого лица, освещенного фарами встречных автомобилей.

Разговор прервался и, не обращая никакого внимания на незнакомую музыку периодически сменявшую разговорные репортажи, сон неминуемо стал подкрадываться к Михе.

Заметив, что моргнув каждый последующий раз, ему все больше усилий требуется для того, чтобы открыть сомкнувшиеся веки, Миха резко сбросил скорость и выехал на обочину.

Колеса с шумом загремели по крупному щебню и, увидев удивленный взгляд Димы, Миха коротко спросил:

— Спать хочешь?

— ‎Нет, — ответил Дима, и в его голосе Михе послышалась поспешная уверенность человека, внезапно уличенного в чем-то постыдном или запрещенном.

— Точно не хочешь? — переспросил Миха.

— Точно, — с еще более напускной уверенностью ответил Дима.

— Тогда сядь за руль, а то я засыпаю, — сказал Миха и приоткрыл свою дверку.

Свежий предутренний воздух, ворвавшись в салон автомобиля, окутал Миху прохладной бодростью.

Дима, проворно соскочив с пассажирского сидения, обежал машину спереди и дернул за ручку водительской дверки, лишая Миху возможности передумать.

Дима попросту устал без дела сидеть пассажиром, ему тоже хотелось порулить.

До рассвета осталось немногим больше часа.

— Он загоняет Настю в угол, — сказал Миха, садясь на пассажирское сиденье.

— В смысле? — спросил Дима, с шумом трогаясь с места.

— Он публично называет ее шлюхой. Что, по-твоему, ей остается?

— ‎Что?

— ‎А остается ей либо согласиться с этим и забрать заявление, либо…

— ‎До последнего упираться, доказывая нашу вину, — догадался Дима.

— Вот именно, — подтвердил его догадку Миха.

— Вот же дура! — ударив ладонью по рулю, сказал Дима.

— А мы? — спросил Миха.

— Что мы?

— ‎Мы не дураки? Обрадовались, что девка набралась, полезли толпой.

— ‎Но она же не была против!

— ‎И за она тоже не была.

— ‎Скажи еще, что и ты тоже нас насильниками считаешь.

— ‎А если мы не насильники, тогда зачем прячемся?

— ‎Потому что эта дура заявление написала.

— ‎Потому что она считает, что мы ее изнасиловали, — поправил Диму Миха.

— Ты тоже так считаешь? — с обидой спросил Дима.

— Я считаю, что мы дураки.

— ‎С чего вдруг такое прозрение?

— ‎Ты мне сам скажи, стоило оно всего этого? — спросил Миха, обводя указующим жестом салон «Волги».

— Так мы же не знали, что так все обернется.

— ‎Потому что дураки.

Дима явно злился и, не найдя, что ответить, сказал:

— Ты спать собирался? Вот и спи!

Миха не стал спорить, удобно разложил кресло и, закутываясь в ветровку потеплее, закрыл глаза.

Несмотря на накопленную усталость, сознание Михи не спешило провалиться в забытье, цепляясь за поселившиеся в голове мысли и обрывки фраз, постепенно образующие вокруг Михи плотный, противно шипящий серый кокон.

Несомненно, это был сон, густой, тягучий, мучительный сон. Один из тех снов, которые, не даря отдыха, высасывают из тебя последние силы, заставляя вновь и вновь складывать слова и мысли в постоянно одинаковые, бессмысленные фразы. Изредка пробивающиеся сквозь веки пучки света от фар встречных автомобилей на каких-то пару секунд разрывали стенки шипящего кокона. Этого короткого мига не хватало, чтобы разбудить Миху, и очередная невысказанная фраза или недодуманная мысль наваливалась на него с новой силой. Сколько было таких вспышек, сколько времени проходило между ними, Миха не замечал так же, как не замечал затекших ног и скрюченного в неудобной позе позвоночника.