Евгения Лавренова - Наклонная плоскость

Вскоре они все таки поженились, Гриша отказался венчаться, отложив это до лучших времен, пришлось сходить к тетеньке в ЗАГС, где она, как и положено, выдала им запрограмированную речь о счастье молодой семьи.

Маша вышла замуж совершенно по-другому. Сватались к ней разные полезные женихи, но Маша даже не смотрела в их сторону. Ее инересовали неудачники. Первый роман сменился вторым, потом третьим, один из неудачников сделал ей предложение. Маша приготовилась нести крест и спасать. И тут выступила мама. Маме в ту пору было уже 77, она страдала всеми болезнями сразу, от сахарного диабета до постоянных гипертонических кризов, однако была крепка волей, как и всякий человек старой закалки. Услышав про жениха, мама вдруг сделалась ужасно красной, потной, уронила свое грузное тело на пол и пригрозила не вставать с «этого места» пока «это все не кончится». Маше также запомнились хрестоматийные «Костьми лягу» и «Только через мой труп». Маша поняла, что замуж ей выйти, видимо, не суждено. Мама своим флюорисцентно малиновым лицом доказала ей, что труп в этом случае выражение совсем не фигуральное… А Маша не хотела никаких трупов.

Жить Маше было негде. Неудачник, как и положено неудачнику, тоже своей жилплощади не имел. Через четыре года они расстались. Маше было 27, когда к ней особенно настойчиво приципился один положительный сотрудник банка, он был не глуп, приятен. Обрабатывая дочь, обрабатывал мать, в чем и приуспел. На этот раз мама не узображала никаких трупов, а наоборот кокетничала с потенциальным зятем, трясясь и икая от удовольствия, кормила его вареньем и овощным рагу, в такие моменты Маше казалось, что мать и жених могут прекрасно поладить и без нее. Через год у них с положительным Кириллом была самая, что ни на есть, положительная свадьба. Фата, вальс, разученный для гостей, модный тамада, умеющий развлечь приличных гостей, пьяные родственники из деревень, которые сперва сидели тихо и пришибленно, подавленные роскошью обстановки, а потом, хлебнув лишнего, выписывали хитрые кренделя ногами под модный авангардный джаз.

Маша воспринимала все это оптимистично, но не как свою собственную жизнь, а как кино, счастливое кино 60-х годов со сладкой музыкой та-ра-ру-ра, в котором она почему то участвовала. Уже тогда, в 27 лет, она чувствовала, что никакой такой приятственной жизни у нее не получится. Что может быть или хорошо или очень плохо. Как бы то ни было, года через три Маша растеряла всех своих богемных друзей, стала покрикивать на дом-работницу и купила отдельный шкаф для дорогих туфель. А муж напротив, своих друзей сохранил, потому что его друзья были парными друзьями, удобными для поддержания семейной дружбы и даже если кто-то из них заменял одну улыбчивую блондинку на высоких каблуках, на другую, менее улыбчивую, носившую каблук поменьше, особой роли это не играло. Друзья были из банковской среды, работали в иностанных фирмах, знали по несколько языков, читали всех нобелевских лауреатов по литературе. И, вроде бы даже смотрели неплохие фильмы, при этом они могли потратить весь вечер на обсуждение скидок на БМВ, и могли серьезно расстроиться из-за того, что в химчистке им что-то не так почистили. Они называли это беззаконием. Для них беззаконие являлось в виде вырванной пуговицы или неправильно установленного крана. Маша сначала их презирала, а затем привыкла и стала считать, что у них просто отсутсвует ген рефлексии.

Машино же образование было совершенно бесполезным… Маша была искусствовед. Поскольку она ведала искусством профессионально, то часто ей казалось, что раз она понимает принципы искусства, и может так глубоко переживать и чувствовать, то и сама вскоре может создать шедевр. Осталось только определиться в какой именно области. На определение области создания будущего шедевра уходила добрая часть Машиного свободного времени… А в рабочее, она пописывала статейки в журнальчики. Так и текла ее семейная жизнь — полный достаток, любящий муж и сны о чем то большем.

Гриша не мог заснуть, что было нужно от него этой зеленоглазой женщине? Она казалась искренней. Почему она выбрала его?

Нельзя сказать, чтобы Гриша был такой уж порочный и только ждал случая спровадить вечно беременную жену. Скорее наоборот. Часто он просто не решался отказать страждущим женщинам. Некоторые запоминались. Например, одна, с Рублевки. Он шел выполнять очередной заказ, лазить по потолку, разрисовывая очередные новые русские потолки. Все хотели быть оригинальными и заказывали примерно одно и то же. Приехав в очередной особняк, его встретила женщина, она приятно удивила его интеллигентностью лица, а на потолке она захотела что-нибудь выраженно хулиганское. Когда он работал, она часто приходила, садилась на стул в еще не законченной пустой комнате и читала книгу. Грише было трудно работать, когда за каждым его движением следил заказщик, тем более было неловко оттого, как быстро появлялся на потолке рисунок. Хотелось немного приувеличить сложность своей работы. Показать муки творчества. И Гриша ей сказал, что стесняется работать в ее обществе. И еще сказал, чтобы она не опасалась оставлять его одного, он не будет лить здесь киросин и сразу курить, туша окурки о подошву. Тогда она сказала, что ей просто приятно на него смотреть. И предположила, что может себе позволить невинную радость за собственные деньги, просто смотреть, как он рисует. Гриша не мог не признать, что за эти деньги она действительно могла на это претендовать. Гриша слез со стремянки, и они занялись любовью. Тело у нее было крепкое и жилистое, ноги длинные и гораздо красивее, чем в Вари. Гриша подумал, что в такой приятной оболочке любить зрелую женщину совсем не сложно.