Евгения Лавренова - Наклонная плоскость

После этого ему было жутко. Стыдно Вари, ее голубых рыбьих глаз, ее спокойствия и невинности. На следующий день ему очень не хотелось на Рублевку. Он сказал Варе, что не хочет выполнять заказ, потому что заказчица — дура. Но Варя, совсем не жадная до денег, здраво рассудила, что тогда они не смогут все лето путешествовать, как привыкли. Гриша шел на работу, как на плаху, нерасписанного потолка еще было, как минимум, соитий на двадцать пять. Женщина открыла ему дверь и под предлогом того, что у нее звонит телефон, убежала в дальнюю часть дома. Она появилась только вечером, когда надо было открыть дверь и выпустить Гришу. Она оказалась чувствительной и деликатной. С тех пор Гриша даже в самых страшных на вид, распухших от ботокса и селикона блондинках, умел разглядеть человека.

Все остальные измены Гриши были такого же рода. Он не мог отказать хорошему человеку-женщине, если у человека-женщины была талия, зубы и прочие ингридиенты, которые и составляют разницу между человеком-женщиной и женщиной-человеком.

Почему его беспокоила эта чертова Маша? Почему ему казалось, что, если бы она сняла шубу, то он нее запахло бы медом и миртом. Что это такое — мирт вообще? Что-то бибилейское. О, господи…

Гриша пролежал до утра, думая, то о загадочной Маше, то о пылящихся шарах, в которые он теперь вставлял лампочки, и друзья посмеивались над ним, говоря, что теперь он может спокойно стать дизайнером ИКЕА. И о том, что ему совершенно все равно, что он уже как бы и не художник и даже не хочется от этого выпить. И о том, что три месяца нет ни одного частного заказа. И о том, что нужно написать какой-нибудь фигни на продажу, чтобы продержаться. Но Гриша так и не придумал, в каком именно стиле ему рисовать фигню. Абстрактную фигню или фигню, состаренную под голландцев? Что сейчас модно вообще? Что рисуют на продажу?… Маша, господи, Маша какая-то, причем здесь Маша. «Вы мне понравились.» Отлично вообще. И что я должен делать? И вообще, как ее теперь найдешь? Кричать везде Маша в шубе, Маша в шубе — подойдите к первому вагону. Господи, какой бред. Как заснуть то? Может таблетку? Черт, светает уже. Сколько времени вообще. Пойду пописаю, а лучше покурю…

Из детской раздались жалобное всхлипование Енисея…..Все, поспал и покурил. Нет, все-таки пописаю — без этого никак. Слушая десткий плачь, под аккомпонимент струи, Гриша начинал новый день.

Маша долго в этот день, да в прочем, как и в другие, валялась в постели. К своим 32 годам, она сделалась редактором журнала про интерьеры. Ходить ей на работу было совсем не обязательно. Но она все равно шла, так как дома делать было решительно нечего. Ребенок сын Алексей был давно отведен в школу нянькой, мыть и убирать тоже было ничего не нужно, впрочем, Маша и не стремилась проводить время именно так. Муж тоже ушел на свою работу, Хотя с ним было еще скучнее, потому что дома он обычно садился за компьютер и смотрел туда долго и нудно. Маша тчетно пыталась выяснить, как можно так проводить свободное время, смотря в мерцающий экран. Что там можно вычитывать, учитывая, что у мужа, кроме работы не было каких то специальных увлечений? Мужские хобби, такие как охота и рыбалка он презирал за грубость. А искусство искренне считал чем-то сугубо утилитарным. Все картины, которые пыталась показывать ему Маша, он сортировал на две категории: «я бы повесил» и «я бы не повесил». Маша долго пыталась узнать у мужа, при чем тут вообще он и этот его крюк, на который он все вешает? Муж же, не колеблясь, отвечал: ты же спрашиваешь моего мнения? Короче, она так ничего и не выяснила.

В это утро Маше особенно никуда не хотелось, она приняла душ, вылезла в полотенце в коридор, сразу замерзла и приняла душ еще раз. Позвонили с работы, сказали, что фотографии получились ужасные, и лучше бы ей приехать разобраться, но Маша с тоской подумала, что пока будет чистить машину от вчерашнего снегопада, чего доброго, опять замерзнет. И попросила выслать ей фотографии по интернету. На улице было тоскливо, вчерашний сказочный снег просел и обуглился. Когда она вспоминала вчерашнюю встречу, она думала только одно: Придурок, придурок, придурок! И знала в то же время, что придурок ни в чем не виноват, просто она вела себя неадекватно, и теперь ей стыдно за свое дурацкое поведение. С другой стороны чего стыдится, на нет и суда нет. Ему не пришлось делать ничего тяжелого, ну подумаешь, неловкость и все. Придурок, придурок! Почему она не дала ему телефон?

Маша уже лет пять по большому счету занималась только тем, что ждала, что что-нибудь переменится, что кто-нибудь войдет и разрушит ее спокойную жизнь. С другой стороны этого же она и боялась, потому что на ум приходили дурацкие старинные поговорки: от добра добра не ищут и так далее. Она побаивалась, что Бог воспримет ее мольбы привратно и сломает ей жизнь не так как она хочет, а лишит ее, например, здоровья или сына. В благородство бога она не верила. Для этого за доказательствами долго бегать не приходилось. Достаточно заглянуть в соседствующий с их загородным домом хоспис. И все же она молилась, чтобы однажды все стало по-другому. Она была несчастна. И даже пожаловаться было некому. Все подруги, слегка завидуя ей, советовали не гневить бога или завести роман. Заведи, мол, роман. Станет тебе хорошо и приятно. Как будто от прелюбодействия Бог как бы и не гневается, а гневается только, если гневить его осознанно.