Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

Я пожала плечами.

- Ты вертихвостка! Вот кто! Я четвёртый год не могу себе нормального мужчину найти для серьёзных отношений, а ты в первый же год главу департамента совратила. И ещё умную из себя корчишь. Мы все тебя ненавидим. Все. Мы тебя ненавидим, Кирай-сан.

Я смотрела на Ирину, на её выпученные глаза, на её злобный оскал. Мне уже не хотелось набить ей морду. Таких, как она, бить не требовалось. Такие, как она, сами калечили себя изо дня в день. Я не понимала лишь, почему я так долго играла с психами по их правилам. Подмышки намокли, спина была вся сырая. Я сняла пиджак.

- Он же сказал тебе ходить застёгнутой на все пуговицы!

- Хватит, - сказала я тихо.

- Чего?

- Хватит с меня.

- Ты типа пойдёшь жаловаться Сэкихаре? Сама не в состоянии решить свои проблемы? Не по блату, так через постель?

Я открыла кран и опустила руки под струю воды. Мне хотелось срочно помыться. Мне хотелось смыть с себя всю грязь, мне хотелось отодрать от себя салариманскую коросту.

«Я поняла, что надо просто признаться себе, что я не смогла. Я не смогла стать салариманом. Так просто. Я не смогла стать салариманом.»

Мне больше не было страшно. Я больше не боялась ни голода, ни холода, ни отключенного за неуплату электричества, а главное, я больше не боялась смотреть себе в глаза. Единственное, чего я боялась - превратиться в настоящего саларимана.

Я внимательно разглядывала отражение в зеркале. Не белую рубашку, не бледное лицо, не чёрные волосы, в обрамлении которых лицо казалось ещё более бледным, я разглядывала СЕБЯ. Я смотрела в глаза той Кире, что когда-то сидела в предзакатных сумерках на берегу пруда, любовалась пуншевыми облаками и слушала только вышедший ремикс Супермод на «Скажи, почему?» 116 . И правда, зачем?

Кира, зачем? Почему? Зачем ты играла с психами по их правилам?

- Я наигралась, - сказала я вслух.

Мне захотелось набрать Мишу и послать его к чёрту. Из-за него я обрезала свои крылья. Из-за него я попала на Птицефабрику. Миша прекрасно знал, что я была кем угодно, но не неудачницей, но ему очень хотелось, чтобы я стала считать себя таковой. Мишу, как и Ирину, съедала зависть. Это он перестал верить в себя. Это он отказался от настоящей мечты, променяв её на мечту бумажную. Я же до последнего пыталась не замарать себя клеймом офисного раба. Я до последнего думала, что мне удастся обойти капканы больших корпораций. Я была свободной птицей четверть века. Я летала там, где хотела, а не бегала из одного угла курятника в другой, как ошпаренная курица.

Можно ли считать чайку, планирующую над морем, неудачницей по сравнению с домашней канарейкой, только потому что чайку не кормят магазинным кормом и не держат в красивой золочёной клетке? Глупости - свободные птицы не завидуют пташкам, томящимся в тесном вольере.

- Ты так и будешь тут стоять? - Я и забыла про Ирину.

- Покажи мне его.

- Видео из клуба?

- Да сдалось мне это видео! Покажи мне фото того, кто прыгнул.

- Нахрена?

- Это важно.

- Это тебе не Сэкихара. Обычный салариман, - Ирина протянула мне айфон. - Или с ним ты тоже роман крутила? -она заржала.

Я смотрела на фотографию. Я ошиблась. Сумка цвета сибирского заката висела через плечо Человека-Соловья. Я так и не узнаю, кому он писал эсэмэски. Я так и не узнаю, кто подарил ему сумку. Я так и не узнаю, о чём он мечтал в детстве.

- Что, твой дружок? - Ирина ухмыльнулась.

На ватных ногах я добралась до стола и рухнула в кресло.

- Кира? Где твой пиджак? - прохрипел Сайто.

Я положила блестящий серебристый значок и пластиковую карточку-пропуск рядом с клавиатурой.

- Что ты делаешь? - орал Сайто, наблюдая, как я достаю из шкафчика сумку и вываливаю визитки на стол. - Что ты себе позволяешь? Это неслыханно! Немыслимо! Что ты делаешь?

- Я никогда не стану салариманом.

- Что значит, не станешь? Если приложить достаточно усилий, можно из кого угодно сделать настоящего саларима-на. Я сделаю из тебя саларимана. Если я сказал, что сделаю, значит, сделаю. Пусть на это и уйдут годы, долгие годы.

- Я не собираюсь становиться настоящим салариманом, Сайто-сан. - Я положила коробку с воробьями в сумку. -Спасибо за труды. Позвольте откланяться.

Я бросила последний взгляд на трёхглавый «Парк Хаятт», прорезающий мглу за окном. Там Шарлотта пыталась найти себя, а Боб - обрести себя снова 117 . Я нашла себя. Я обрела себя снова. Птичья башня убила Человека-Соловья, но меня она сделала сильнее.

Ветер вырывал зонт из рук, туфли хлюпали, загребая воду. Остановившись на перекрёстке, я стянула капроновые гольфы и положила их в карман пиджака. Чёрная роба была слишком тяжёлой - такой тяжёлой, будто она впитала в себя все мои слёзы. Я бросила пиджак на асфальт рядом со скульптурой Роя Лихтенштейна «Токийские кисти». Пришло время добавить в жизнь красок. Пришло время отпустить бумажных воробьёв. Я положила коробку под скульптуру, укрыла её зонтиком и открыла крышку: