Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

- Как бы нас вообще не прикрыли.

- Твою ж мать! Я хотела купить сноуборд в июле. Летом дешевле. И очки. И ботинки. Я и выбрала уже. Смотри какие! Классные! - Ирина передала айфон через папки.

- Мне тебя так жаль. Чтоб его!

- Это ж надо! Нормально вообще?

- И не говори! Только о себе и думал!

- Кирай-сан, - я не переносила Марико уже за одно это. Она обращалась ко мне редко, но каждый раз называла меня не Кирой, а Кирай.

Ирина прыснула, а я лишний раз убедилась, что Марико делала это специально. «Кирай» по-японски означало «ненавижу». Я уже знала, кто сегодня умчится в канализационное ралли.

- Кирай-сан, - повторила Марико, поправляя отклеившуюся ресницу.

- Кира! - Ирина вмешалась.

Я посмотрела на неё. Она мотнула головой в сторону Марико. Продолжалась игра в сломанный телефон.

- Да?

- Кирай-сан, - Марико приторно улыбнулась. - Ты уже видела новость?

- Какую новость?

- Кирай-сан, а ты вообще читаешь японские новости? -спросила Марико наставительно. - Нужно читать новости. Новости - это важно. - Она понятия не имела о том, что я два года работала в газете. - Или ты иероглифы не умеешь читать?

Я промолчала.

- Если бы ты умела читать иероглифы...

- Неужели Северная Корея запустила ракету, и она вот-вот ударит по Синдзюку?

- Нет.

- Абэ распустил парламент?

- Нет, - Ирина помотала головой. - Кому интересен Абэ? Кому? Кому интересна Северная Корея? Нам же выдали каски! - Она достала из нижнего ящика стола хлипенький пластиковый шлем и покрутила им у меня перед носом. - Мы в безопасности. У тебя тоже есть каска! Чего тогда думать о Северной Корее?

Я завидовала Ирине - существа с её планеты могли пережить ядерный апокалипсис в одной каске.

- А если ракета прилетит, когда я буду не на работе?

- Вот! - Ирина хлопнула ладонью по столу. - Ты смотри, Марико-чан, какая мысль! Когда мы в офисе, мы защищены! Офис единственное безопасное место в Токио! Чем больше часов мы проводим в офисе, тем выше у нас шансы пережить войну с северокорейцами. Только здесь мы чувствуем себя в безопасности. Только здесь! Надо будет так и сказать ревизорам, если они попытаются заставить нас уходить вовремя!

- Что, кто-то пожаловался в Минтруд на переработки? -спросила я.

- Пожаловался, ага. Все бы так жаловались, нас бы точно прикрыли.

Марико хмыкнула. Ирина вытаращила глаза:

- Бросился под поезд. В пятницу. В пятницу! Почему именно сегодня? Не мог подождать? Все выходные теперь испорчены, - она убрала каску обратно в ящик. - Что за жизнь? Марико-чан, что делать?

- Прыгнуть следом, - предложила я, - Как вариант. И нет проблем.

Ирина долго смотрела на меня. Я видела, как пульсируют её глазницы. Она хватала воздух ртом, точно рыбина, выброшенная на льдину.

- А кто прыгнул?

- Да какая разница? - Ирина наконец пришла в чувство. -Какая разница кто?

Я пожала плечами.

- И правда. Разницы никакой. Что такое человеческая жизнь по сравнению со сноубордом?

Я уткнулась в монитор.

Кто? Кто он? Сколько он вынашивал эту идею? Неделю?

Месяц? Год? Годы? Сколько ему было лет? В чём он прыгнул? В костюме? Или в не стиранной месяцами майке? Как долго он был узником Птицефабрики? Делился ли он с кем-то своей болью? Оставил ли он после себя записку? Какой птицей он был?

Сайто кинул на стол передо мной толстую папку документов.

- Успей до того, как отключат электричество, - рявкнул громила и плюхнулся в кресло.

- Сайто-сан, вы видели новость? - осторожно начала Марико.

- Видел.

- Кто он? - спросила я.

- Удивляться на приходится. Какая разница? - ответил Сайто, теребя бородавку. - Тебе заняться нечем? Тебя это касается? Какая разница, кто он? Никакой. Из-за него у нас проблемы. Вот что важно. У нас у всех теперь большие проблемы.

На обед я купила в комбини 114 холодный латте и сдобную булку - точь-в-точь такую на завтрак клевал Человек-Воробей. Я была не сильно голодна. Я думала о незнакомце, лишившем Ирину сноуборда, а Марико - новой пары блестю-чих черевичек. Марико сидела перед стаканчиком капу-ра-мена с отрешённым видом. Мне не было её жаль. Ни капли. Мне было жаль того, кто прыгнул, - его жертва оказалась напрасной. Нежная грудка Человека-Соловья напоролась на острые шипы салариманской жизни - на рельсы пролилась невинная кровь. Другим пташкам было не до него, в их узколобые бошки помещались мысли лишь о зёрнышках и гнёздышках.

Я думала о Человеке-Соловье, держа в руках квадратик бумаги. Каждый раз во время обеда я складывала оригами. В нижнем ящике рабочего стола, за пластиковым шлемом, я хранила коробку, где жили разномастные маленькие воробушки. Зачем я этим занималась? Не знаю. Меня это успокаивало. Мне казалось, что если я сложу пару тысяч бумажных воробьёв, то смогу вырваться из Птичьей башни.