Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

Мы станем партией салариманов, партией народа. Еще год назад я думал, что никогда не увижу счастливых саларима-нов, что никогда не увижу салариманов на избирательных участках. Теперь я убеждён, что уже совсем скоро увижу на избирательных участках миллионы счастливых саларима-нов. Да, вы угадали, я снова распускаю Парламент и назначаю внеочередные выборы. Салариманы будут свободны!

- Наруходо, - пробормотал Сайто, а я вздрогнула. Из помпезного дворца на Хибии, осаждённого пацифистами и противниками ядерной энергетики, я переместилась обратно на Птицефабрику. За высоким панорамным окном на десятки километров простирался привычный серый пейзаж. Громила то расковыривал бородавку, то почёсывал морщинистый лоб. Приближения чуда ничто не предвещало.

Может, сегодня Сайто переведут в другой отдел? Или сошлют его за границу? А может, Сайто сегодня уволят? Или сегодня уволят меня?

Я взяла в руки календарь-пирамидку - три ряда чёрных крестов подошли вплотную к 23 июня. Каждое утро я совершала ритуал: брала чёрный маркер и жирно перечёркивала одну маленькую клеточку с датой. Так я приближала день освобождения из темницы. Я не знала, когда этот день наступит. Я не знала, доживу ли до этого дня. Меня лишили свободы, но не лишили способности мечтать. Словно заключённый на пожизненное, я верила в невероятное и кормила себя сладкими иллюзиями: что из тюрьмы можно сбежать, что приговор пересмотрят, что объявят амнистию.

Я часто думала о том, каким будет мой последний рабочий день. Я прокручивала в голове разные варианты от откровенно абсурдных до непозволительно банальных, но так и не выбрала один единственный.

Сценарий 1 - Молчаливый протест

Я собираю в картонную коробку свои пожитки и покидаю Птицефабрику навсегда, никому не объясняя причин. Из коробки торчат фикус, рамка для фотографий и большая кружка. Я несу коробку к выходу, держа ее двумя руками. Моё триумфальное шествие восвояси проходит в полнейшей тишине - слышно лишь, как под туфлями поскрипывает ковролин, как гудят кондиционеры, как факс выплёвывает листы. Сокамерники молча провожают меня взглядом, на их лицах ни тени осуждения, ни грамма восхищения. Серые лица смотрят на меня пустыми глазами - так они смотрят в мониторы на пятом часу переработок. Я несу коробку к выходу. Из приоткрытой двери рвётся свет.

Минус сценария: У меня нет ни фикуса, ни кактуса, ни рамки, ни кружки.

Сценарий 2 - Знамя революции

На утреннем собрании я делаю шаг вперёд из ровной пингвиньей шеренги. Я подхожу к столу главного Птицевода. Я смотрю ему в глаза. Долго. Так долго, что он моргает первым. Я сметаю с его стола бумаги, папки, кидаю монитор в окно. Монитор отскакивает от ударопрочного стекла и летит обратно. Курицы, попугаи и прочие пташки разбегаются в страхе по углам. Я достаю из кармана фотографию Че Гевары и втыкаю красное знамя в разбитый монитор, приземлившийся у моих ног. Я объявляю о начале забастовки. Я озвучиваю требования.

Минус сценария: Пташки меня вряд ли поддержат. Меня скорее всего скрутят, как только я потянусь рукой к монитору. За красный флаг в Японии могут поджарить на электрическом стуле.

Сценарий 3 - Жертва

Я пишу предсмертную записку и совершаю прыжок в вечность. В записке я виню Птицефабрику в доведении меня до самоубийства и прошу общественность задуматься над судьбой обычных салариманов.

Минус сценария: Общественность пообсасывает новость пару недель. На Птицефабрику нагрянут ревизоры. Главному Птицеводу выпишут штраф. Одного неугодного кадровика уволят, а может и посадят. Спустя полгода пташки снова начнут насиживать на новые сумки и айфоны, сэмпаи примутся гнобить молодняк, а уроды-начальники - домогаться сотрудниц.

То, что жертва окажется напрасной, мне доходчиво объяснил Платон. Утром в День рождения императора я проснулась в своей квартире в уродливом платье подружки Санты. Я приняла душ и принялась кидать в полиэтиленовые мешки вещи. В пакетах тонули книги, тарелки, тряпки. Я стояла посреди кучи наспех расфасованного мусора, на вешалке висело лёгкое летнее кимоно (зимнего у меня не было), а на журнальном столике лежал белый лист. Я водила ручкой по бумаге. Рука тряслась. Строчки выходили неровными:

«Я больше не могу.

Я сдаюсь. Я сдалась».

Я завернулась в кимоно и повязала красный пояс оби под грудь. Надев гета 107 на голые ноги, я стала выносить мусорные мешки за порог - один за другим. Я не могла ждать субботы, чтобы избавиться от сжигаемых отходов, и уж тем более вторника, чтобы сдать пластик. 108 Мне нужно было оставить квартиру пустой. Сегодня. Сейчас.