Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

- Куда мы полетим сегодня, Вера? - спрашивала я её. Вера пожимала узкими плечами и поправляла пилотку. Ответа не знала ни я, ни она.

Ответ знал лишь Сайто. Именно от Сайто зависело, куда отправится наш самолёт и каким курсом: в Москву (9 часов в пути), в Лос-Анжелес (10 часов) или Рим (12 часов). От Сайто зависело, будем ли мы облетать зоны турбулентности или трястись над воздушными ямами.

- Может, в Джакарту? - просила я Веру каждое утро. -Или хотя бы в Ванкувер? Не нужны мне никакие Парижи и Лондоны.

Вера лишь пожимала плечами.

- Как командир скажет, так и будет. Если сегодня ему захочется отправиться на Восточное побережье, ничего не поделаешь.

- Только бы не в Ньй-Йорк, - молила я вселенную и садилась за стол.

В этом месяце я «налетала» почти 40 лишних часов. Порой мне казалось, что ещё чуть-чуть, и Сайто решит, что мы созрели для выхода в Галактику. Лос-Анджелес и Нью-Мехико были для него расстояниями несерьёзными, он был морально и физически готов провести целую неделю в невесомости, в спёртом воздухе офисной ракеты. Он был готов совершить путешествие в несколько световых лет. Порой я завидовала его жене, чудом спасшейся из плена бангладешских ткацких фабрик: она проводила с громилой куда меньше времени, она видела его противное лицо-блин и отвратительную бородавку только на выходных. Я же была штурманом, я была вторым пилотом, я была обязана проводить в салоне ровно столько времени, сколько посчитает нужным Сайто, вне зависимости от того, есть у меня срочные дела или нет.

Если выполнять задания качественно и быстро, можно будет уходить с работы вовремя, думала я поначалу и, как безумная, обрабатывала одну заявку за другой. Я постоянно доканывала коллег предложением помочь, я неустанно спрашивала, есть ли у них задания и поручения. Я не могла сидеть без дела. Во второй месяц трудовых будней, когда у Сайто прорезался голос и зубы, трудовой жизни от звонка до звонка пришёл конец.

- Куда это ты собралась? - спросил громила, когда я навела курсор мышки на кнопку «ухожу с работы» в программе по подсчёту рабочих часов. Шёл седьмой час, мне хотелось курить, мне хотелось есть, мне хотелось пройтись бодрым шагом - я не знала чего из этого нехитрого списка мне хотелось больше, но я знала, чего мне точно не хотелось -провести с Сайто хотя бы одну лишнюю секунду.

- Домой, - просто ответила я ему.

Сайто ухмыльнулся, кинул мне «удивляться не приходится» и, демонстративно прошуршав полиэтиленом, выудил из пакета большую булку.

Я переводила взгляд с кнопки «ухожу домой» на громилу и обратно. Я не знала, что мне делать. Я держала в руке мышку и чувствовала, как намокает ладонь, как липкий ручеёк пота бежит от лопаток к пояснице. Я была эмоционально истощена - несколькими часами ранее я узнала, что мой голос по телефону звучит, как тихий плачь дикой утки, подстреленной охотниками. Мне хотелось принять ванную, а лучше нырнуть в холодный водопад и вынырнуть где-то, где не существует огромных небоскрёбов с начальниками-самодурами.

Шесть ноль пять превратилось в шесть ноль восемь, Сайто крепко схватил булку пальцами-сарделькам и поднёс её к губам. Он ждал, что я буду делать. Я ждала, что он скажет мне, что делать. Зубы громилы впились в мякиш, стол усеяли крошки.

Я предчувствовала, что любое моё решение будет неверным. Из двух зол я выбрала меньшее: щёлкнула левой кнопкой мышки, выключила компьютер, встала из-за стола, согнулась в шестьдесят градусов и выдала вечернюю церемониальную фразу: «Спасибо за труды! Позвольте откланяться».

Сайто не сказал мне «До свидания». С набитым ртом он крякнул напоследок «наруходо» и сделал глоток энергетика. Ирина смотрела мне вслед c нескрываемым осуждением. Марико вскинула густо накрашенные брови и покачала головой, провожая меня взглядом. Я поняла, что совершила ошибку. Я шла к дверям медленно, поджав хвост, как испуганный щенок. Неплохо бы вернуться, мелькнуло в голове, исправить оплошность, сесть обратно за компьютер и поинтересоваться у Сайто, нужна ли ему моя помощь. Я этого не сделала - мне очень хотелось курить.

Я затягивалась второй по счёту сигаретой, а паршивое настроение меня не покидало. Я чувствовала себя нашкодившим ребёнком, несмышлёнышем, сорванцом. Я возвращалась домой пешком: четыре километра по серому асфальту, мимо ярких вывесок и залитых желтоватым светом баров -я дышала воздухом большого города и не могла надышаться. Улицы были полны жизни и запахов: из приоткрытых дверей забегаловок пахло наваристым раменом и жареными шашлычками-якитори, из прачечных доносились ароматы стирального порошка; мадам на велосипедах, проезжавшие мимо, оставляли позади цветочный шлейф из роз, жасмина и туберозы. Я брела по городу и ругала себя за то, что поставила индивидуальное выше коллективного. Я кляла себя предательницей, солдатом-дезертиром, сбежавшим в лес и оставившим свой отряд помирать на поле боя. Во взгляде каждого прохожего мне мерещились нотки осуждения: Сайто, Ирина и Марико вкалывают сидят сутки напролёт, страдают от болей в спине, а ты тут ходишь воздухом, видите ли, дышишь. Устала она за какие-то восемь с половиной часов.