Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

- Ты уже брал отпуск? - Люк выглядел таким уставшим, что я готова была поделиться с ним своими скудными выходными.

- Брал, да, - он зажёг следующую сигарету. - Мне дали шесть дней.

- Хорошо! И как? Куда съездил? - спросила я его.

Люк окончательно сник:

- Никуда не съездил. Купил три ящика пива, блок сигарет, забил холодильник полуфабрикатами и заперся в своей микроскопической квартирке. Завесил шторы, включил телевизор. Пил пиво, хрустел чипсами, смотрел дурацкие шоу и спал. Дни пролетели незаметно. Жаль, что рабочие будни так незаметно не пролетают.

- Подожди, - я смотрела на него во все глаза. Клерк, проходя мимо, стесал тлеющий огонёк моей сигареты портфелем. Я отправила бычок в урну и полезла за пачкой.

Пока я копошилась в сумке, Люк протянул мне мятый «Лакки Страйк». Я взяла одну кривую никотиновую гусеницу и затянулась.

- А давно ты начал пить пиво? - спросила я его, как бы между делом.

- Это долгая история, - Люк кинул недокуренную сигарету в мусорку. Он внезапно заспешил, а я поняла, что задела какие-то струнки, за которые дёргать не следовало. -Мне пора, - он начал ускользать, левым плечом продираясь сквозь заросли спин в чёрных костюмах.

- Давай как-нибудь сходим вместе выпить, раз ты теперь пьёшь? - бросила я ему вдогонку.

- Да, обязательно. Ещё спишемся, - вежливо улыбнувшись, ответил он, не глядя на меня, и скрылся. Люк больше не умел улыбаться, как добрая старушка, его глаза больше не блестели, как у Ди Каприо-Гэтсби. Он превратился в клона Человека-Воробья, глубоко несчастное создание, доживающее свой век в сером-сером мире и уже не мечтающее отправиться на зимовку в тёплые страны.

Я смотрела на набиравшего эсэмэски настоящего Человека-Воробья и мне было жалко Люка, которому никто до сих пор не подарил красную сумку. Ему просто необходима сумка-крик цвета сибирского заката, подумала я в тот день. Ему нужен кто-то, кто будет писать ему эсэмэски, кто будет не давать ему опуститься на самое дно салариманской впадины, по глубине не уступающей впадине марианской.

Я смотрела на хилую спину Человека-Воробья. Мне хотелось спросить у него совета, как выжить в этом аду под сводом облаков, мне хотелось спросить у него, кто подарил ему красную сумку, кто пишет ему эсэмэски, как ему удаётся сидеть на металлических прутьях целых сорок минут. Вместо этого я бросила бычок в урну и зашагала прочь.

Из полутёмного коридора я шагнула в стеклянный дворец. Тучи кружили над Птичьей башней, наполняя и без того блёклый аквариум свинцовой серостью и тоской.

Во главе длинных приземистых столов, спиной к панорамному окну сидели менеджеры. Целыми днями они только и делали, что писали сценарии для реалити-шоу о жизни простых офисных крыс, режиссировали его и пускали в эфир. Случайными зрителями проекта «За стеклом Птичьей башни» были огромные чёрные вороны, пережившие не одно поколение салариманов, и мойщики окон, скользившие на подвесных стремянках от макушки к пяткам небоскрёба. Главный Птицевод наблюдал за фальшивенькой игрой крепостных с императорской ложи. Ему был доступен режим 5D и пакет «всё включено»: халдеи приносили ему кофе и чай, труппа кланялась в ноги, а одного лишь его кивка было достаточно, чтобы сослать поднадоевшего актёришку в сельский драмкружок, в глушь префектуры Ибараки, а то и вовсе на Сикоку.

Порой на сцене нашего театра теней разворачивались драмы похлеще, чем в древнегреческих трагедиях и голливудских сериалах. Бесконечные дубли и опасные трюки высасывали из артистов жизненные соки и радостные эмоции. Словно золотые рыбки, мы исполняли все желания властелинов Птицефабрики, сотни их поручений и тысячи прихотей. Нас поймали на крючок пожизненного найма, на аппетитную приманку стабильности. Плюхнув алую печать на трудовой контракт, мы обязались безропотно соглашаться на любые сценарии, пьесы и проекты.

В прошлом театральном сезоне мне выпала незавидная роль прислуги, ведь мой творческий путь на подмостках Птицефабрики лишь начинался. Пингвиний костюм весьма кстати походил на униформу официанта во французском ресторане. Для полного сходства не хватало лишь белого полотенчика на сгибе локтя и чёрного короткого передника, повязанного на поясе кокетливым узлом. По сценарию мне достался каскад поклонов и одна единственная реплика.

Поначалу я надеялась, что досадное недоразумение скоро исправят и дадут мне, неогранённому бриллианту, роль если уж и не первого, то хотя бы второго плана. Режиссёры считали иначе: по их мнению, чтобы выпестовать мой неочевидный талант, мне нужно было прослушать все курсы в актёрской школе Птицефабрики, а некоторые - и не по одному разу. Менеджеры никуда не торопились - их система координат и логических построений лежала в плоскости пожизненного найма, где время исчислялось не секундами, минутами и часами, а месяцами, кварталами и годами.