Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

В конце Мичико прошептала:

- Я недостаточно хороша для нашей компании. Пожалуйста, простите меня, я только и делаю, что причиняю вам всем беспокойство.

Мичико не играла. Она действительно чувствовала себя виноватой. Меньше чем за полгода заточения Мичико смирилась с мыслью, что она не более чем комок плесени, испоганивший чёрное кресло на 29 этаже Птичьей башни.

На следующий день Мичико пришла на работу в строгих чёрных брюках. Больше ни разу я не видела её в юбке. Быть может, она бросила юбку с моста в мутную воду реки Сумида или сожгла её в железном тазу на балконе, как я в своё время сожгла все бумажки, что мне выдали на зимней стажировке, где нас с Люком, белую ворону и гадкого утёнка, пичкали невкусным тим-билдинг-кормом до тошноты.

Зимний лагерь была фишкой Птицефабрики. Каждый год, за три месяца до начала официальных трудовых будней, пингвинят, получивших оффер, отправляли на курс подготовки молодого бойца. Три дня и две ночи в закрытом помещении, на территории спортивного центра - выйдешь за ворота, считай, нет дороги назад.

День начинался в шесть утра. Мы должны были наворачивать круги по стадиону, тянуть канат, решать задания, готовить групповые презентации, проходить психологические тесты и тесты на знание истории Птицефабрики. Один день плавно перетекал в следующий - на рассвете снова раздавался свисток кадровички и пингвиньи лапки в разноцветных кроссовках начинали бег трусцой под хмурым январским небом. Времени на сон почти не оставалось: официальная программа дня завершалась в десятом-одиннадцатом часу, после чего птенцы принимались делать домашнюю работу и готовить итоговый проект, распушая перья друг перед другом и пытаясь убедить остальных пташек в гениальности своих идей, примитивных настолько, что сложно было поверить, что эти розовощёкие юнцы вылупились из яиц пингвиньих, а не куриных. Главное, что проверяли эйчары, был отнюдь не острый ум, а способность к выживанию в нечеловеческих условиях. Лапа к лапе, ночью мы ютились в тесной клетушке с четырьмя скрипучими кроватями и грязным половиком, без ванной и туалета. На трое суток лишённые личного пространства, мы мылись в общей бане, подставляя свои дрожащие от усталости тельца под взгляды сестриц по несчастью.

Каждый пытался забраться на жёрдочку повыше и плюнуть на чёрные головы остальных. Каждый старался отхватить себе побольше золотых зёрнышек: за хорошо выполненное задание или проявленную гиперактивность юнцу вручали наклейку на бейджик. Знаки отличия позволяли выделить птенцов-лидеров, чьё мясо в дальнейшем шло на элитную ветчину и отправлялось в крупные офисы и престижные отделы, из невыразительной массы птенцов, чьи потроха могли сгодиться разве что на корм для собак - тех должны были сослать в глухую провинцию.

После стресс-заданий, среди которых было, например, «Идеальное приветствие», у многих сдавали нервы. Кто-то, не выдержав и суток, уходил, хлопнув дверью, кто-то, напротив, вытерпев почти до самого конца, сваливал по-английски, не желая больше иметь ничего общего с Птицефабрикой и навсегда пропадая с радаров эйчаров. Именно на «Идеальном приветствии», вернее, после него мы с Люком и познакомились. Большой спортзал, сотня птенцов выстроилась в ровные шеренги - перед каждой с рупором на изготовку замер кадровик, ещё дюжина надзирателей ходит вдоль рядов и следит за порядком. Суть задания сводилась к тому, чтобы проорать «Доброе утро» что есть мочи. При этом как бы громко ты ни кричал, всегда находился Птицевод, которому твой боевой клич казался не кукареканьем петуха, способного разбудить всю деревню, а тихой песнью умирающего лебедя.

- Громче! Громче! Бодрее! Бодрее! - орали кадровики в громкоговорители.

- Доброе утро! Доброе утро! - отвечали новобранцы - лица красные, в глазах слёзы, тут и там слышен кашель.

- Громче! Бодрее! - эйчары то и дело подходили к птенцам, недостаточно хорошо, по их мнению, справлявшихся с заданием, и демонстративно отчитывали их в рупор. - Ты на работе тоже мямлить будешь? Громче! Бодрее! - словно надсмотрщики в концлагере, кадровики не знали пощады, они ловили кайф, видя страх в глазах беззащитных жертв, видя, как те исполняют приказы, не ставя их под сомнение, видя, как некоторые хилые созданьица выбывают из игры, в то время как остальные продолжают исполнять приказы, не обращая ни малейшего внимания на бьющихся в рыданиях на скамейке запасных девочек и мальчиков.

Здесь не жалели слабых, здесь всё было заточено под естественный отбор - о стрессоустойчивости новобранца не могло идти и речи, если он был не в состоянии пройти трёхдневный экспресс-курс корпоративного выживания. Кто-то не мог бежать по состоянию здоровья, но бежал, роняя слёзы на толстовку. Кто-то не мог выступать перед большой аудиторией и захлёбывался рыданиями, когка презентацию разносили в пух и прах за недостаточный контакт с залом. Кто-то не мог наладить отношения в команде - назначенный лидером, он быстро терял контроль над подопечными, вожаком его не признававшими.