Борис Дышленко - Контуры и силуэты

Мне было непонятно, о какой охране он говорит: ведь если кто-то делает ставку, то это всего лишь предположение, какая-то возможность, ведь большинство игроков, даже играющих по подсказке, проигрывает — в этом суть тотализатора, вообще любой лотереи. Впрочем, комментатор, как обычно, обращался к большинству, которое не станет анализировать сказанное им, правда, большинство не станет и играть.

“Учитывая отпущенный неизвестным преступником срок (напомню, что это ближайшая суббота), оперативность наших бизнесменов намного превосходит оперативность наших оперативников”, — довольный своей остротой комментатор поджал губки.

“Отпущенный неизвестным преступником срок, — повторил я слова комментатора. — Что-то они заторопились. Набирали очки? У меня все время было такое чувство, что эти убийства только “артподготовка”. Только теперь, кажется, преступник пошел в атаку. Рано или поздно кто-то должен был это заметить. Рано или поздно, — повторил я, — рано или поздно. Черт! — я хлопнул себя по лбу. Это давно сидело у меня в голове. Значит, та информация, которую я сообщил секретарше... Значит, кто-то очень хотел скрыть эту информацию. Я обратил на это внимание менеджера — и он убит. Я сообщил это секретарше — и ее не стало. Это вранье про типа в плаще и шляпе — ее убили потому, что она знала об этой метке. Но ведь рано или поздно кто-то должен был ее заметить. Рано или поздно... В том-то и дело, что рано. Но почему сегодня было необходимо скрыть то, что завтра заметят все? Черт! Да потому и нужно, чтобы завтра все это заметили. А завтра заметят — это уж точно”.

Я задергался. Я выскочил в прихожую, надел плащ, нахлобучил шляпу, захлопнул за собой дверь, и она уже не оставалась многозначительно в кадре. Я слетел по лестнице вниз, вылетел из подворотни на улицу, заметался, размахивая руками перед каждой машиной. Да, разница во времени небольшая, в том-то и дело.

Огни Невского проспекта, разворачиваясь, летели навстречу и катившая по тротуару толпа отражалась в мокром асфальте. Лица и отрывки чьих-то непонятных мне действий сливались за стеклом автомобиля в какую-то беспорядочно смонтированную ленту. Я подумал, был ли там сегодня полковник и не там ли он сейчас. Я надеялся, что он не глупей меня, и тоже сообразил, кто там на очереди. Движение в машине немного успокаивало. На Лиговском, проехав квартал, занятый огромной гостиницей, я попросил остановиться и пешком пошел к Концертному залу. Здесь я стал прогуливаться у подножья широкой лестницы главного входа. Публики почти не было здесь — все были на концерте.

Неподалеку от меня остановился черный “мерседес”. Здесь было много “мерседесов”, в том числе и черных. Были и BMW, и “вольво”, и “форды” дорогих моделей, отечественные автомобили выглядели здесь сиротками на обочине. Пара огромных омоновцев с автоматами прогуливалась между машинами. Большой плакат на отдельном щите здесь не был испорчен. Это была копия печатного плаката, но на ней над головой поющей звезды крупными черными буквами было написано:

Я прошел среди шикарных иномарок (надо ж придумать такое дурацкое слово!) и, обогнув здание, дошел по Греческому до угла. С этой стороны тоже было много машин, среди них голубой “эскорт” певицы. Рекламный плакат был и с этой стороны — он тоже был цел. Естественно, портить его здесь было ненужным риском. Ничего подозрительного я не увидел, но что могло быть подозрительным? Разве что субъект в плаще и шляпе — этим субъектом был я. Я подумал, что мне здесь действительно нечего делать, тем более что нужный мне “мерседес” был здесь, и в общем-то, не о чем было беспокоиться. Опять начинался дождь.

Занятная это фигура, субъект в темном плаще и шляпе, подозрительная фигура. Подозрительно знакомая фигура. Тот самый, который разыскивается, который мелькал там и там и так примелькался, что по описаниям уже нарисован портрет. Это призрак — на него можно сваливать все, и если где-то кто-то убит, на кого же и свалить, как не на призрака. Он бестелесен, и пули не берут его, но он оставляет на месте преступления пистолет “ТТ” — я уверен, без отпечатков пальцев. А может быть, замдиректора, услышавший выстрелы в приемной, предпочел не высовываться, а потом вышел и пострелял в сторону двери, чтобы оставить следы перестрелки, а описание субъекта в темном плаще и шляпе он просто взял напрокат. Из словесного портрета, из сообщения по телевизору. Нет, я знаю, он бестелесен, он — пустое пространство, и там где нет толпы, чтобы ограничить его и создать силуэт, он просто не существует. Не было субъекта в темном плаще, и не он стрелял в секретаршу, а кто-то другой. Но почему? Неужели этот маленький отрезок времени? Времени, которого к тому же и нет.