Борис Дышленко - Людмила

— Падали ангелы, — сказал я про себя.

Я оперся руками о стол и стал смотреть на покрывавшую его географическую карту, пока черные буквы, проходящие с большим интервалом через ее пространство не внедрились в меня непонятным словом РОССИЯ.

«Красивое слово, — подумал я, — но странно видеть его на географической карте. Ведь карта — это серьезный документ, а Россия... Эта страна официально никогда не имела такого названия — оно не выражает ее державной сути. СССР, а прежде писали Российская Империя, но Россия... Это слишком нежное слово для государства. В нем что-то изначально ностальгическое — мечта. Специально для этой девушки. Как вот этот томик Грина в серой обложке: наверное, «Алые Паруса». Ну ка, загадаем на них. Я раскрыл светло-серую книжку там, где раскрылось, и с ярко-желтого фона прыгнули черные буквы: SECRET.

Я наклонил голову. Там было написано:

На ярком конверте лучезарной улыбкой сияла Ассоль.

В душных сумерках я плыл над крышами города, в этой комнате, как в штурманской рубке, склонившись над картой никогда не существовавшей страны, над сухопутной картой, где не было розы ветров, ни ветерка, Ассоль, Александр Грин — странное смешение стилей.

Я оглянулся. В этой комнате никого не было. Я взял в руки конверт. В этом конверте что-то было, но, кажется, не чулки. Я сунул пальцы в конверт, почувствовал гладкую бумагу, но внизу уже открылась дверь, и по деревянным ступенькам заскрипели шаги. Так, наверное, Ассоль поднималась по трапу «Секрета». Я вложил конверт в книжку.

Голова девушки показалась из трюма. Темные глаза из глубоких в сумраке впадин таинственно посмотрели на меня, а бледные губы зашевелились.

Мы спустились и следователь сказал мне, что я поеду с ним. Я пожал плечами, пошел рядом, но чуть впереди него по коридору. Девушка, забежав, остановила меня, заглянула в глаза. Она в самом деле дрожала и когда просила меня вернуться как можно скорее, называла меня на Ты. Я, засмеявшись, сказал, что, может быть, лет через десять. Следователь холодно посмотрел на меня и сказал, что на моем месте он бы не стал так шутить. Блондиночка, тонкими руками обхватив мою шею, прижалась и крепко поцеловала меня в губы.

Мы вышли. На площадке все так же сидел остывающий труп, но мне показалось, что ужаса больше нет в его глазах — только разочарование и укор. Я покачал головой.

Следователь спросил меня, где лежал шприц, и я показал. Потом он спросил, не встречал ли я покойного раньше. Я сказал, что видел его, кажется один раз, что это, по-моему, один из местных наркоманов. Я попросил его увести меня отсюда поскорее. Следователь усмехнулся, я усмехнулся в ответ, но в наших улыбках не было никакого подтекста.

Мы спустились. Бледно-серая «волга» следователя стояла у подъезда, и я подумал, что он неплохо живет. Мы устроились на заднем сидении: сначала один крепыш, потом я, а за мной еще один крепыш. Следователь сел рядом с шофером. Машина тронулась — и окрестная публика с любопытством и страхом расступилась перед нами.

Следователь привел меня в неуютный кабинет, где были только стол, стул и кресло с распоротой кожаной спинкой, из которой торчали какие-то сухие водоросли. Еще там был железный, крашенный кистью под дерево шкаф, но он стоял по той же стене, что и дверь, и я его не сразу заметил.

Следователь предложил мне сесть и сам уселся в свое кресло за стол, под пыльным портретом, на котором ничего было не разглядеть, кроме пары армейских пуговиц и бородки в виде запятой. Я подумал, что надо бы протереть этот портрет, раз нельзя его просто убрать. А может быть, я и не успел этого подумать, потому что следователь сразу перешел к делу. Он, как положено, предложил мне расписаться под статьями 101 и 102 (об ответственности за дачу ложных показаний, а также об ответственности за отказ от показаний) и попросил последовательно и подробно рассказать обо всем, что я видел и слышал и чему был участником.

Я стал подробно рассказывать, начиная с первого шага по лестнице, а на вопрос следователя, почему я не вызвал лифт, ответил, что и сам не знаю, и, кажется, такое объяснение показалось ему убедительным, я сказал ему, что ничего подозрительного на лестнице не увидел, но это, опять же, на его вопрос, а дальше уже был труп и все, что его окружало, и тут следователь остановил меня.