Борис Дышленко - Малые Шведки и мимолетные упоминания о иных мирах и окрестностях

— Где его сейчас найдешь, — ответил тот. — Может, он за дюны пошел, а может, свои дырки вертит.

— А Сосатель домой корову погнал, — сказал Стрелок. — Тьфу ты, ну-ты!

— Знаю, — сказал Пингвин. — Только это не корова, а бык.

Настасья, которая раньше Дураковой женой была, стала Пингвину кино рассказывать. Пингвин послушал, послушал и вдруг спрашивает:

— А что дальше?

— И тогда он сказал «Ой!», — та говорит.

— Как? — спросил Пингвин.

— Что «как»?

— Как он это сказал?

— Ой! — сказала Настасья.

— А этот? — спросил Пингвин. — Он как?

— А что он? Он куда хочет, туда и пойдет, я, — говорит, — тоже. Денег только нет, — говорит. — Вот у Дурака, у того денег много.

У тетки Услады новый человек появился. Так, Петлюра. Он вообще-то из Нижнего Тагила приехал, а так — ничего. Странноватый, конечно, но это только Сосателя обижало — другие со временем привыкли. Он к историческому Петлюре отношения не имел, так же как и Хлопуша не от Пугачева. Мало ли какие совпадения бывают.

Петлюру в километре от залива в лесу Ветрянка нашла — девочка такая. Сначала думала, нерасчлененный труп лежит, очень испугалась. Потом, когда всеми Шведками пошли, глядят, а он уже сам пешком с дюны спускается. Ветрянка застеснялась, поняла, что опростоволосилась.

— А я думала, нерасчлененный, — говорит. — Он так лежал…

А этот улыбается, волосы отодвинул.

— Чего перепугались? Я, — говорит, — Петлюра, поэт.

Шведцы что-то слышали про такого, не то в школе учили. Вроде полководец был, а может, и правда поэт.

Новожилов с Дураком Сметаной по улице шли. В Малых Шведках улицы все горбатые, кривые — ну, это рельеф такой, — а Новожилов не то что инспектор, а так, из района, но вопросы задает, в общем, по делу. Дурак Сметана все охлопывает себя рукавицами по бокам, хорохорится, а деревня-то все равно не передовая. А хитрые шведцы не высовывались в окна, потому что у них во всех стенках дыр было наверчено — не сосчитать, и так всё видели. А теперь гадали про себя, зачем этот приехал и о чем говорят. А они вот о чем говорили:

— Так и живут? — спрашивал Новожилов Сметану и качал головой.

А они даже из-за печек не повысовывались, так оттуда и кричат.

— И правильно, — кричат. — Вон Иаков через прутья скот кормил, а нам что, уже и дырок не повертеть?

— Ну, логика есть, — говорит Сметана и все охлопывается. — Вообще-то, они народ привычный, — говорит, — закаленный. Не какие-нибудь там иностранцы, — словом, как всегда, один за все Шведки хорохорится.

А те — из-за печек:

— Чего им здесь, иностранцам? Пусть только сунутся. Мы им так навешаем — навек дорогу забудут.

Ну и правда: они хоть и назывались малые шведцы, но это из-за деревни, что так называлась. На самом деле они все были крупного роста, под два метра, так что навешать могли любому, только никто не совался. Они и без всяких иностранцев в стенах на всякий случай дырок навертели, думали, так лучше будет.

— Ты, Дурак, тоже дырки вертишь? — спросил Новожилов.

— Зачем еще дырки делать? — сказал Дурак Сметана. — И без них дует.

Тетка Услада умная была — если что, любого перехитрит. Никто и не брался. Ворошиловский Стрелок с Хлопушей и Пингвином хотели товар продать, а тут тетка Услада. Куда вам, говорит, ездить — без штанов вернетесь. Давайте лучше мне — я с выгодой продам. Ну, те прикинули, что к чему, и правда Услада умней. Сдали ей товар, какой был, и запили. Они тут пьют, а Услада на базаре табличку поставила, что скидка, — на самом деле сама написала. Стоит себе, как будто ее не касается, а народ тем временем идет. Подойдут и давай ругаться — не всё матом, а так, ворчат.

— Чего? — народ ворчит. — Вон у армян дешевле.

А тетка умная. У меня, говорит, от правильной цены скидка, а не от армян.

Те, что люди: и в самом деле, армяне вроде ни при чем. Топчутся, кто плюнет торговаться, а кто, наоборот, берет. Так Услада потихоньку весь товар и продала. Скидку, конечно, себе оставила, а армянскую цену кому положено раздала. Никто не в накладе.

В городе у ларька лавка стояла. Там пьяный еврей сидел и деньги раздавал. Некоторые не брали, боялись, что еврей подкупает, а другие, наоборот, брали. Думали: почему не взять? Он еврей — у него денег много. А кто думал, вера такая, чтобы деньги раздавать, — те из уважения брали. Пингвин тоже взял — он вообще деньги любил. Ворошиловский Стрелок — он все в Шведках околачивался — позавидовал на деньги, это, говорит, провокация. Еще хотел Пингвина дураком обозвать, но подумал, что Сметанаобидится — Сметану одновременно и Дураком звали, — так что он из политкорректности затаился.