Потом мы уже стали встречаться в каких-то столовках, где закуску нам выскребали со дна кастрюль сердобольные поварихи в мятых халатах, постепенно переходившие с нами на ты и даже благосклонно участвующие в наших пирушках. Заканчивались они, как правило, всё более трагически — потерей важных документов, попаданием в милицию.
— Процесс оскудения и опаскудения! — с хохотком говорил Жос, именитый филолог.
Неизменным оставалось лишь одно. Наш друг Стас, моложавый и подтянутый, единственный из нас, кто почему-то почти не изменился за эти десятилетия, вежливо пропустив с нами по паре рюмок и дождавшись, когда процесс уже становился неуправляемым, скромно вставал и прощался.
— Ясно! К очередной бабе! — восклицал, например, Андрей.
— Увы! — произносил Стас. — Дела!
— Знаем мы эти дела!
Мы любили Стаса и даже гордились им: хорошо, что хоть кто-то из нас держит форму!
— Отдувается за всех нас! — иногда мы вспоминали его к концу вечеринки, радуясь, что нас это уже не касается...
Но однажды — коснулось. Мы только расселись в душном подвале, бывшей котельной, а ныне «Бистро», в трущобах Васильевского острова, в дряхлом и слегка сельском Тучковом переулке, как вдруг Стас встал и начал откланиваться.
— Рад всех вас видеть в отличной форме — но вынужден попрощаться!
— Да — нас ты любишь все меньше! — с горечью произнес Серж, главный организатор и энтузиаст наших всё более редких посиделок.
— ...а баб всё больше! — добавил я.
Стас вдруг остановился в дверях и посмотрел на меня с какой-то надеждой.
— Надеюсь, друзья, я не слишком вас огорчу, если украду у вас Вэла?
Я, не сумев скрыть своей радости, встал. Я уже знал, что через полчаса все начнут обсуждать проблемы своих дряхлых автомобилей, а тут — хоть какая-то жизнь.
— Что — один уже не справляешься, друг нужен? — зычно рявкнул Серж, и друзья отрывисто хохотнули и с облегчением заговорили о поршневых кольцах.
— Извини, что вырвал тебя из столь приятной компании, — натянуто улыбаясь, произнёс Стас. — Но, мне кажется, ты один ещё вменяем...
— Спасибо.
— А проблема серьёзная?
Веселиться с собой не брал, а вот как проблема — то сразу!
— Увы, да!
— Я знаю её?
2
Да-а-а... Дочь его Катька — это другой разговор!
Разговор продолжался в аптеке — мы зашли купить лекарств, и как-то... присели... пригрелись. Публика приятная была — в основном, старая интеллигенция, нашей закалки... В общем — поняли бы нас, если б того мы хотели.
Да-а. Катька — это особый разговор... Кое-что я о ней, конечно, знал. Но с батей её не делился. А так... Чего ж не поговорить? Тем более — в аптеке. Всё под рукой...
— Когда ты видел её... в последний раз? — спросил меня он.
— Да в детстве ещё... когда мы ещё семьями собирались, — честно соврал я. Конечно, видел я её в ещё нескольких весёлых местах... но она шаловливо прижимала пальчик к губам... и я помалкивал. И ни к чему это знать отцу.
— Ну — ты знаешь, конечно — Финэк, красный диплом, — с остатками былой гордости произнёс Стас.
Я послушно кивнул. Это было — не отнять.
— Потом, наверно, слыхал — стажировка во Франции... — раньше он говорил это более гордо. В те годы считалось, что успешные дети — это те, что за рубежом.
Но оказалось вдруг, что и за рубежом бывает не всё гладко... От человека зависит. «Катька там... вроде замуж намылилась», — однажды сказал мне Стас, не совсем как-то уверенно. «Да? И кто он? — по возможности оживлённо спросил я (у меня тогда были свои проблемы). «Да какой-то оружейник Просперо», — хмуро пошутил Стас. Мы улыбнулись нашей любимой сказке. «Если серьёзно — какой-то оружейный бизнес у него. Катька сидит пока с его больной матерью — в провинции, в Оверне. Как только старушка... поправится — тот сразу жениться хочет». Но потом — то ли старушка оказалась долгожительницей, и им терпения не хватило, то ли что... Катька вернулась — но на неделю, и твёрдо сказала отцу, что останется во Франции «по-любому» (восхищённый её твёрдостью папаша, рассказывая мне, сохранил даже молодёжный сленг). Потом у неё появился новый. Тут это вряд ли Стас так бы спокойно терпел бы — но там — всё считалось замечательно. Но, постепенно, он терпение стал терять. История её второго зарубежного брака, увы, столь блестящей не была, как история первого, несостоявшегося. «Да собираются, вроде... да только вот вида на жительство у него нет». «Как? Он разве не француз?» «Ну... в Париже живёт. Но — из Африки». «А». Потом: «Ну, вроде как вид на жительство дали ему. У них — если кто умудрился проучиться целых десять лет — тому вид на жительство дают. И мудиле этому удалось. Теперь этот Селифан...» «...Как?» «Селифаном его зовут! Отец его — из Африки тоже, естественно, — в Техноложке у нас учился, и Россию безумно полюбил. Особенно — классику». Но — Селифан — это, вроде, слуга? Или даже, кучер?» «Ну, может, он что-то перепутал. Жителю Африки это простительно. Ну, в общем — Селифан. А я его зову — мудила с Нижнего Тагила!» — признался Стас. — «Ну, в общем, специальность он всё-таки получил, и они, наконец, женятся». «Ну — это же хорошо»... — неуверенно сказал тогда я. — «Специалисты, вроде, у них хорошо получают?» «Но ты не спрашиваешь — какую специальность он получил!» — взвился Стас. «Да. Я не спрашиваю. Потому что боюсь!» «Правильно боишься», — прогремел Стас — «...Священник!» «Ну... это же хорошо! Священники тоже котируются у них. Собор Парижской Богоматери... то, сё. Только, по-моему», — я вновь испугался — «Им жениться запрещено?» «Он православный священник!» «Да? А разве есть у них такая специальность?» «Он отыскал! И теперь, представляешь, он звонит мне, глубоко неверующему, и спрашивает меня — не могу ли я похлопотать в нашей епархии, чтобы их с женой (ты понимаешь, кого он имеет в виду?!), чтобы их с женой отправили бы в какую-нибудь глухую сибирскую деревеньку, где есть приход! Я отказал! Во-первых, мне жалко Катьку, которая окажется в глухой деревне с таким мудаком. Во-вторых, мне даже немного жаль тех богомольных старушек, которые умиленно ждут нового батюшку, и вдруг приезжает — негр! Они решат, что наступил конец света — и будут правы!» И предпоследние сведения, которые он сообщал мне: «Представляешь — они уже здесь. Я напрягся, им квартиру купил. Никакого прихода он, естественно, не получил. Так этот говнюк теперь проводит всё своё время с бомжами. Говорит, что это его долг! Я велел Катьке выгнать его!» «...Выгнала?» «Надеюсь, да».
Читать дальше