Заметив мой взгляд на этот «памятник культуры», Стас остановился, почему-то смущённый.
— Надо будет Селифану сказать, чтобы этим занялся, — пробормотал Стас.
— ?!
— Плохо тут убирается мусор. Селифан как раз занимается этой проблемой.
— На уровне логистики, я надеюсь?
— Не, на уровне тачки. Население тут, в основном, уже не активное, власти махнули на них рукой. Вот Селифан и решил со своими соотечественниками, которые тоже тут оказались без вида на жительство — предложить властям бригадный подряд, по уборке мусора. В обмен на прописку. Ну, в первом жилуправлении нас турнули. Даже выселить пообещали, в 24 часа. Вышли, стоим. «Цо делать?» — он говорит. Я подумал, и говорю: «Пошли в другое жилуправление». Вот на эту улицу как раз. Вошли. Ходим. Не знаем куда — все двери закрыты. Вдруг одна старушка, сморщенная, нам говорит: «Вот вы в эту дверь входите — там хороший человек сидит!» Входим — и застываем на пороге... Негр! Негр сидит за столом! Они уставились друг на друга — потом оба захохотали. И всё! Короче — теперь и работа, и квартира есть у него... правда — своеобразная... Ну — ты увидишь сейчас. Катька решила попробовать... Если сможет так жить — ту квартиру продаст. Долг отдаст... своему профессору. Вот так, — он поглядел на меня.
— ...Замечательно, — только и проговорил я.
Этот старинный проулок странным образом упирался в заводской корпус — прямо, без просвета, его перекрывала стена из толстых мутных стёкол, очень грязная. Под прямым углом к ней примыкал дом старый, даже с колоннами, но приземистыми — подражание роскоши центра, но довольно жалкое. Окна были — но закопчённые, непрозрачные.
— Вообще — тут люди ещё живут, — проговорил Стас не очень уверенно.
Вход оказался прямо под аркой — сырой, просевшей. Вместо асфальта была земля, покрытая ярко-зелёной плесенью, как бархатом. Мы поднялись по лестнице с деревянными ступеньками — я даже и не знал, что такие ещё существуют.
Двери были какие-то глухие. Жизни за ними не чувствовалось.
За вторым этажом лестница шла к чердаку, но была перегорожена дверью. На двери сияла цифра «8».
— Вот — это как бы их квартира. Ну — как бы часть лестницы... Пока, — пояснил он, не совсем понятно... но что это часть лестницы — я понимал.
— Там и горизонтальное место есть — верхняя площадка... Окно, правда, в самом низу её. Удобства налаживают.
Я развёл руками — ну... если так... хорошо. Ничего больше не сообразив, я взял в подарок им «Книгу о вкусной и здоровой пище»... Удобно ли дарить?
— Ну... Стучимся? — пробормотал Стас.
Молодых мы застали, кажется, врасплох... Это неплохо. Селифан был довольно мелким для представителя столь могучего континента, но — жизнерадостным и почему-то курносым, словно славянство каким-то образом проникло в его кровь. Радостно кинулся ко мне — тогда в больнице мы сразу спелись с ним. Катя была задумчива как-то не по-свадебному. Гости все были знакомые — Жос, Серж, Андрей — ну и я. На верхней площадке, как трон, стояла кровать, на ней располагались молодожёны. Угощение было расставлено на ступенях лестницы. Жос сказал, что это напоминает ему пир Ивана Грозного с боярами — кто выше, а кто ниже сидит. Расселись. Серж, надуваясь от нетерпения и крутя в руке бокал, поднялся первым. Сначала он сообщил, что браки, заключаемые по страсти, как правило, удачны. Далее он сказал, что ему хочется сравнить эту пару с другой — когда другой юноша, приехавший из Африки, взял в жёны русскую. И через несколько поколений явилось солнце русской поэзии! Все зааплодировали. Селифан не ударил в грязь лицом, и когда очередь дошла до него, прочитал мой любимый отрывок, словно угадал.
Зачем кружится ветр в овраге,
Он вдруг закружился, как шаман.
Подъемлет лист и сор несет
Помахав, поднял немало сора.
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждёт?
Изобразил застывший корабль.
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен
Да — страшный был орёл.
Он довольно надолго превратился в дряхлый пень. Гости уже стали беспокоиться. Но так было задумано.
Спроси его!
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона
Этот вопрос был обращён к ней. Гости зааплодировали. Жестом, знакомым всем по знаменитому памятнику, он прервал шум.
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру, и орлу,
И сердцу девы — нет закона!
Таков поэт. Как Аквилон,
Что хочет, то и носит он.
Орлу подобно он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона, выбирает
Кумир для сердца своего.
Читать дальше